Я постоял у форточки еще немного, ожидая продолжения забавного рассказа, сдобренного весьма уместным акцентом и манерой речи.

Однако продолжения не последовало, и я заглянул в свое купе, чтобы увидеть рассказчика.

Купе оказалось пустым.

Я не поверил своим глазам. Выкинув в окошко недокуренную сигарету, я встал между полками и огляделся. Пусто. Одни баулы. Во всех соседних купе, насколько позволял видеть тусклый свет, спали. По коридору тоже никто не проходил.

Леденея от ужаса догадки, я встал на нижнюю полку и, потянувшись, глянул в щель полураскрытой «молнии» баула, лежавшего на багажной полке над моим местом.

В случайном желтом лучике сверкнул и сузился зрачок неподвижного глаза. Глаз смотрел прямо на меня.

Я с грохотом сверзился на пол, задев ногой вьетнамца на «боковушке». Вокруг недовольно зашевелились спящие.

Лечь на свое место я так и не решился. Так и уснул, сидя на нижней полке, вклинившись между двумя огромными сумками, предварительно пощупав их и убедившись, что уж там-то – нормальный челночный груз.

На утро, выходя по нужде, я увидел, что багажная полка надо мной пуста. «Может, мне все приснилось?» – спросил себя я. И решил так и считать. И считал. Вплоть до встречи с вами… Кстати, с перепугу, по-видимому, я потерял в вагоне паспорт…

Самым интересным в этой дикой Олеговой истории было то, что она имела место в действительности. Все было правдой, кроме рассказа о том, что впоследствии якобы перекочевало в сочинение. В действительности бормотание из сумки доносилось совершенно невразумительное.

Как ни странно, Владимира Сергеевича рассказ вполне устроил.

– А вам не показалось странным, что вьетнамец рассказывал все это по-русски? – только и поинтересовался он.

– Странным? После человека в сумке?..

Владимир Сергеевич рассеянно кивнул. Он уже что-то решил для себя, потому что ловко, словно профессиональный крупье, раскидал по столу несколько фотоснимков.

– Посмотрите на фотографии: нет ли среди них вашего «челнока», – предложил Владимир Сергеевич.

Олег добросовестно просмотрел фотографии. Никого, конечно, знать он не мог, а если бы и знал, то уж точно, по фотке не узнал бы: все вьетнамцы были для него на одно лицо. Сразу вспомнился анекдот: «я ненавижу только две вещи – расизм и негров». Вьетнамцев он не то чтобы не любил, а скорее подсознательно боялся – как инопланетян. Из предложенных же ему сфотографированных вьетнамцев выделялся только один: он был похож на каратиста из фильма «Пираты двадцатого века».

Олег развел руками: мол, ничем не могу помочь. Владимир Сергеевич кивнул и, попросив подождать, вышел. Вернулся он минут через десять с листком бумаги, в котором Олег предупреждался об ответственности за дачу ложных показаний, и было изложено близко к тексту то, о чем он только что говорил. Дрогнувшей рукой Олег расписался в указанных местах текста.

Владимир Сергеевич попрощался с ним неожиданно легко и быстро. Он, как это ни было странно, остался доволен ахинеей, произнесенной Олегом.

Ощущение от визита в органы осталось весьма неприятное. По большому счету, с «карающим мечом» власти столкнулся он впервые. Меч, к счастью, пока не нанес ему серьезных повреждений, однако побывал, если верить ощущениям, довольно глубоко. Унижение и страх от засунутого по рукоять в н-ное место карающего меча было крайне неуютное. Поэтому, решил Олег, нет повода не хряпнуть пивка для расслабления. Купив десяток бутылок «Будвайзера» и всякой сопутствующей псевдо-еды вроде чипсов и сушеных кальмаров, Олег закинул все это в машину и понесся прочь от серого замка ужасов. Самому приятному из попутчиков – огромному пакету с пивом – досталось почетное место справа от водителя.