Узкоплечий, с впалой грудью и глубоко посаженными глазками на вытянутом, с тонкой полоской усиков лице, этот изобретательный мерзавец более всех в Легионе сблизился с Риком. Скорее всего, потому, что среди этой кучи человеческих отбросов выбирать было не из чего.
– Единственная тактика, – ответил ему О'Коннелл, оглядывая усеявших горизонт арабских всадников, – эго стрелять, пока они держатся кучей.
– Согласен, есть и такой вариант, – кивнул Бени. – Но я предпочел бы сдаться.
– Отдавай свой патронташ.
Бени, выпутываясь из ремней и передавая снаряжение капралу, добавил:
– Можно и просто убежать. А есть и другие возможности. Держу пари, что развалины вокруг изрыты подземными ходами. Чем мы, собственно, обязаны Легиону? Благодарностью за черствые бисквиты и жестокость?
– Возможно, ты и прав, – рассеянно ответил Рик, надевая патронташ Бени поверх своего собственного.
Пытаясь перекричать нарастающий шум от криков туарегов и топота их коней. О'Коннелл рявкнул:
– Револьвер тоже отдавай. Как я понимаю, пользоваться им ты не собираешься.
- Бери. – Бени безоговорочно протянул Рику оружие, как привязанный, последовал за капралом вдоль стены. – Ты знаешь, как давно не поступали на войне? С этими тупыми дикарями вполне может пройти. Прикинемся мертвыми.
О'Коннелл тяжело вздохнул и на ходу откинул барабан револьвера, проверяя, есть ли в нем патроны:
– Эти, как ты выразился, «тупые дикари» поставили нас в безвыходное положение. А впрочем, можешь попробовать все свои приемы. Уверен, что закончится это печально. Тебя сначала хорошенько помучат, а потом посадят на кол. Ты сдохнешь здесь от солнечного удара.
– Но это было всего лишь предложение...
– Черт возьми, и как тебя вообще занесло в Легион?
Такие вопросы, по этике, принятой среди наемников, задавать не полагалось. Большинство легионеров следовало лозунгу «Наша Родина – Легион!», так как в своих странах их разыскивала полиция. Правда, сейчас, когда приближающиеся туареги готовились всех их прикончить, такая оговорка была простительна.
Бени пожал плечами:
– Меня разыскивают по всей Венгрии за ограбление синагоги. Синагоги – это моя слабость, а иврит, кстати, один из моих семи языков.
– Грабить церкви... – покачал головой О'Коннелл, засовывая револьвер Бени за пояс. – Да ты еще хуже, чем я предполагал.
– Святые места обеспечивают самую богатую поживу, – певучим тоном школьного учителя поведал Бени. – Храмы, мечети, соборы... Да и кто их охраняет?
– Практически никто.
Вот именно! А как насчет тебя, Рик? – Бени продолжал идти за капралом, чтобы с высоты стены обозреть позиции, занятые легионерами. За линией вставших на колено и изготовившихся к стрельбе солдат расхаживал полковник Гуизо, очевидно, обдумывая план сражения. – Что же ты натворил такого, чтобы записаться в Легион пропащих?
О'Коннелл повернулся, чтобы ответить, но маленький мадьяр оказался настолько близко к нему, что они столкнулись носами. В попытке удержаться на ногах Бени судорожно вцепился в мундир Рика. Однако это привело лишь к тому, что они оба свалились с развалин стены вниз, взметнув облако песка.
– Итак, – продолжал как ни в чем не бывало Бени, поднимаясь на ноги и отряхиваясь, – что же ты натворил? Неужели пришил кого-нибудь?
– Пока еще нет, – сузив глаза, ответил О'Коннелл, проверяя, в порядке ли его оружие.
– В чем же тогда дело? Грабеж? Вымогательство? А, кажется, я понял! Слышал о последнем американском достижении, Киднэппинг?
– Да заткнись ты наконец! – Рик шел по песчаной дюне с обратной стороны стены, пока не добрался до разрушенных ворот. |