Через дырочку муравьи стали выбираться наружу и подолгу разгуливать по комнате. Только таких смельчаков-разведчиков было немного. Завидев меня, они всегда старались куда-нибудь скрыться: в щелку между досками пола, под шкаф или среди книг. Но самое удивительное в том, что муравьи изменили ритм жизни: днем спали, а под вечер, когда в окно заглядывало солнце, просыпались и выползали наружу. Ночью, когда я уходил спать в другую комнату, начиналась оживленная работа: кто ловил мух, подброшенных в муравейник, кто лакомился сахарным сиропом, налитым в маленькое блюдечко, а кто гулял по комнате. Но как только брезжил рассвет, все спешили в свои подземные галереи, муравейник опустевал и только два-три сторожа бродили по палочкам, поворачивая во все стороны круглые головки с черными точечками глаз, и никто из моих соседей и знакомых не подозревал, что живу я в своей рабочей комнате с тысячью шестиногих квартирантов.

Муравейник в комнате

Вскоре пришлось снять марлевую крышу с муравейника: она стала не нужна. Муравьи свободно разбредались по комнате, но все же один путь из муравейника был главным: он шел вправо подоконнику, опускался к полу до карниза, затем поворачивал влево и заканчивался у радиатора центрального отопления. Сюда, очевидно, ходили греться. Только казалось странным, что муравьи не провели к радиатору более короткий путь сразу с левого угла подоконника к полу. Но, как потом оказалось, дорожка была выбрана не случайно. Левый угол подоконника был не безопасен, там почти под самым муравейником поселился паук.

В свободные минуты с лупой в руках я наблюдал за муравейником, ухаживал за своими питомцами. И как-то совсем неожиданно заметил, что муравьи перестали меня бояться, не обращают внимания на мою руку, не становятся в боевую позу и не брызгаются кислотой на пальцы. Они привыкли ко мне и узнают меня. Тогда я предлагаю своему знакомому положить на край муравейника палец. Муравьи раскрывают челюсти, атакуют палец, кусают его и поливают кислотой. Мой палец рядом не привлекает никакого внимания. До чего же удивительно! Выходит, мы стали друзьями!

Но когда я начинал чистить алюминиевые тарелочки, заполнять их сахарным сиропом, миролюбие изменяло муравьям. Наверное, тарелочки считались чем-то вроде тлей-кормилиц, которых полагалась защищать от кого бы то ни было.

— Как вы терпите в своей комнате муравьев? — удивлялись мои знакомые. — Да они всюду засунут свой нос, все испортят!

— Муравьи муравьям рознь, — оправдывался я. — Мои муравьи охотники за живностью и ничего другого не трогают.

Я умалчивал о том, что у нас с муравьями давно установились добрососедские отношения, муравьи бродили везде, но только не на моем письменном столе, хотя он стоял рядом с окном и муравейником, и никогда не заползали на меня. Об этом расскажешь, все равно не поверят. Я и сам до сих пор не могу понять, почему произошло такое разделение территории. Видимо, муравьи уяснили, что стал — мои владения, а вступать в чужие впадения не в муравьином обычае.

Жаль муравьев-разведчиков, бродят они в поисках добычи и ничего не находят, были бы тараканы или еще кто-нибудь. Но однажды заметил, как муравьи тащат небольших желтеньких жучков, известнейших вредителей пищевых запасов, вора-притворяшку. Где они завелись? И как их разыскали удачливые охотники. Они их волокли с высокой полки в нише стены. Оказывается, здесь в мешке с мукой, оставшейся от экспедиции, завелись «недруги запасов».

Кто-то в мое отсутствие подсыпал в тарелку пшена: чем плохая еда? Все пшено немедленно было перенесено на свалку.