– Разумеется.

– Мне женщины вообще не нравятся.

Такэдзо теперь знал это наверняка.

– Тогда – домой! – сказал Матахати.

Он перевернулся на спину и уставился в небо.

– Решение принято, надо без промедления отправляться в путь, – продолжал Матахати. – Только теперь я понял, как мне недостает Оцу, как я хочу ее видеть. Посмотри, вон то облако напоминает ее профиль. А вон та часть – это ее волосы после купанья.

Такэдзо не отрывал глаз от лошади, которую только что отпустил. Дикие лошади, живущие на воле и полях, очень покладистые животные. Когда они вам больше не нужны, то просто уходят, ничего не требуя.

Акэми позвала. Друзья поднялись.

– Чур, я первый! – закричал Такэдзо.

– Посмотрим! – парировал Матахати.

Акэми в восторге захлопала в ладоши, видя двух друзей, которые неслись наперегонки по высокой траве, оставляя за собой облако пыли.

После обеда Акэми погрустнела. Она узнала, что Такэдзо и Матахати собираются к себе в деревню, а ведь с ними было так хорошо, ей так хотелось бы, чтобы они навсегда остались здесь.

– Дурочка, – отругала ее мать, – нашла о чем грустить.

Око красила лицо так же тщательно, как и всегда, и, отчитывая дочь, в то же время в зеркало наблюдала за Такэдзо. Он поймал ее взгляд и вдруг вспомнил волнующий аромат ее волос, когда она пришла к нему в комнату прошедшей ночью.

Матахати снял с полки большой кувшин сакэ и, усевшись рядом с Такэдзо, начал наливать водку в бутылочку для подогрева, словно он был хозяин дома. Они решили напиться, поскольку это была их последняя ночь вместе. Сегодня Око особенно тщательно прихорашивалась.

– Выпьем все до капли! – заявила она. – Не оставлять же крысам.

– Или червям, – подхватил Матахати.

Они быстро опорожнили три кувшинчика. Око прижалась к Матахати и начала так откровенно заигрывать с ним, что Такэдзо в растерянности отвернулся.

– Я… я не могу идти, – пробормотала Око заплетающимся языком. Голова Око опустилась на плечо Матахати, который повел ее в спальню. В дверях она повернулась к Такэдзо и язвительно заметила:

– А ты, Такэдзо, оставайся один! Ты ведь любишь спать один?

Не говоря ни слова, Такэдзо растянулся там, где сидел. Он был очень пьян, и уже стояла глубокая ночь.

Такэдзо проснулся поздно. Еще не открыв глаза, он уже знал, что произошло. Как он и догадался, дом оказался пуст. Вещи, собранные накануне Око и Акэми, исчезли. Не было ни одежды, ни сандалий, не было и Матахати.

Такэдзо крикнул, но никто не отозвался, да он и не ожидал ответа. Неестественная тишина стояла в покинутом доме. Никого не было ни во дворе, ни позади дома, ни в сарае. Лишь яркий красный гребень, забытый у водосточной трубы, напоминал о беглецах.

«Какая ты свинья, Матахати!» – произнес Такэдзо про себя.

Понюхав гребень, он снова вспомнил, как Око пыталась совратить его той ночью.

«Вот на это и попался Матахати», – подумал он. Гнев распирал Такэдзо.

– Дурак! – крикнул он. – А как же Оцу? Что ты думаешь делать с ней? Сколько раз ты покидал ее, негодяй!

Такэдзо растоптал гребень ногой. Ему хотелось плакать от обиды не за себя, а за Оцу. Он явственно представлял себе, как терпеливо ждет она возвращения Матахати.

Не зная, что предпринять, он сел в кухне. Тут в проем сёдзи просунулась голова бродячей лошади. Не дождавшись ласки от Такэдзо, она медленно прошла в кухню и стала неторопливо подбирать остатки рассыпанного риса.

Праздник цветов

В семнадцатом веке дорога Мимасака была одной из главных транспортных артерий Японии.