Глаза Рейли расширились.

— Если ты хочешь, чтобы это произошло сейчас…

— Не хочу.

Беркхальтер отпихнул в сторону другой стул. Он расстегнул пояс, снял с него кинжал в ножнах, проверил, защелкнут ли безопасный зажим.

— Места здесь достаточно. Давайте.

Нахмурившись, Рейли взял свой кинжал, неуклюже сжал его, несколько сбитый с толку неснятыми ножнами, и внезапно сделал выпад. Но Беркхальтера на прежнем месте уже не оказалось; он предвидел удар, и его собственные кожаные ножны полоснули по животу Рейли.

— Вот так бы и кончилась схватка, — сказал Беркхальтер.

Вместо ответа Рейли тяжело поднырнул под нож, в последний момент нацелив удар в горло. Но свободная рука Беркхальтера уже прикрыла его горло; другая его рука с зачехленным кинжалом дважды ткнула Рейли в область сердца. Веснушки ярче выступили на побледневшем лице этого большого человека. Но он еще не собирался уступать. Он попробовал еще несколько приемов, умных, хорошо отработанных приемов, но и они оказались бесполезными, потому что Беркхальтер предвидел их. Его левая рука неизменно прикрывала место, в которое целился Рейли, и куда он никак не мог попасть.

Рейли медленно опустил руки. Он облизнул губы и сглотнул. Беркхальтер возился с кинжалом, одевая ножны на ремень.

— Беркхальтер, — сказал Рейли, — ты дьявол.

— Вовсе нет. Я просто боюсь пробовать. Вы действительно думали, что быть Болди легко?

— Но если ты можешь читать мысли…

— Как вы думаете, сколько бы я протянул, если бы соглашался на любую дуэль? Это было бы слишком. Никто бы не стал терпеть этого, и кончилось бы это моей смертью. Я не могу участвовать в дуэлях, потому что это было бы убийством, и люди знали бы это. Именно по этой причине я стерпел множество ударов, проглотил множество оскорблений. Теперь, если вам угодно, я готов проглотить еще одно и извиниться. Я соглашусь со всем, что вы скажете, но драться с вами на дуэли, Рейли, я не могу.

— Нет, теперь я это понимаю. И я рад, что вы пришли.

Рейли все еще был смертельно бледен.

— Я бы попал в такой переплет…

— Не я это придумал, — сказал Беркхальтер. — Я бы не устраивал дуэлей. Болди, да будет вам известно, не такие уж счастливчики. У них полно запретов — вроде этого. Вот почему они не могут испытывать судьбу и враждовать с людьми, и вот почему мы никогда не читаем мысли, если только нас об этом не попросят.

— Звучит более или менее разумно.

Рейли колебался.

— Послушайте, я заберу свой вызов назад. Ладно?

— Спасибо, — сказал Беркхальтер, протягивая ему руку. Рука была принята довольно неохотно.

— Расстанемся на этом, так?

— Хорошо.

Рейли все еще хотелось поскорее отделаться от своего гостя.

Немелодично насвистывая, Беркхальтер направился к Издательскому Центру. Теперь он мог все рассказать Этель. Собственно говоря, он должен был это сделать, потому что возникавшие между ними недомолвки нарушали их телепатическую близость. Дело было не в том, что их разумы должны были раскрыться друг перед другом, нет, скорее, любой барьер чувствовался другим и совершенное взаимопонимание не было бы столь совершенным. Удивительно, но вопреки этой полной близости мужу и жене удавалось уважать личные мысли друг друга.

Этель могла, конечно, немного расстроиться, но беда уже миновала, и потом она ведь тоже была Болди. Ну, конечно, в парике пушистых каштановых волос, с длинными загнутыми ресницами она не казалась таковой. Но ее родители жили к востоку от Сиэтла и во время Взрыва и после него, когда еще не было изучено воздействие жесткой радиации.

Ветер швырял на Модок пригоршни снега и уносился к югу по долине Юта.