|
Я уверен. – Затем добавил: – Если это так на вас действует, может, вам лучше пойти в комнату ожидания? – Нет, мне нужно видеть, как все это закончится, – резко сказал Виктор. Стедмэн внимательно посмотрел на доктора Фрэнка. Уже первая их встреча оставила в нем какое-то странное чувство. Тогда он объяснил напряженность Фрэнка необычностью самой ситуации – имплантацией эмбриона. Однако сейчас он чувствовал, что за всем этим стоит нечто большее. Доктор Фрэнк вел себя не просто как взволнованный отец. «Мне нужно видеть, как все это закончится», – странное высказывание для будущего отца, даже если речь идет об имплантированном ребенке. Как будто он говорил о каком-то задании, а не о радостном событии, связанном с рождением человека. Маша слабо осознавала странность поведения своего мужа. Она шла за кроватью Мэри через холл к родовой палате. Ее настолько поглотили роды, что она не обратила на это внимания. Как бы ей хотелось самой оказаться на этой кровати! Она радовалась бы этой боли, несмотря на то что во время первых родов, когда появился на свет их сын Дэвид, у нее началось такое сильное кровотечение, что врачу пришлось пойти на удаление матки, чтобы спасти ей жизнь. Они с Виктором так хотели второго ребенка! Она не могла больше рожать, и они решили подумать, что еще можно предпринять в такой ситуации. После некоторых колебаний они остановились на имплантации. Маша была счастлива: еще до рождения младенец по закону считался их ребенком. И все-таки она отдала бы многое, чтобы выносить самой это долгожданное дитя. Глядя, как сестры перекладывают Мэри на родильный стол, Маша ласково сказала: – Ты просто молодец. Осталось совсем немножко. – Положите ее на бок, – велела сестрам доктор Уайтхед, анестезиолог. Затем, взяв Мэри за руку, она произнесла: – Я сделаю тебе эпидуральную блокаду, как мы и говорили. – Я не думаю, что нужна эпидуральная блокада, – вмешался Виктор, подходя к другой стороне родильного стола. – Тем более если вы собираетесь делать нижнюю анестезию. – Доктор Фрэнк! – жестко произнес Стедмэн. – Я предлагаю вам либо прекратить вмешиваться, либо покинуть родовую палату. Выбирайте. – С него довольно. Ему и так пришлось смириться со многими распоряжениями Фрэнка: проведены почти все известные медицине дородовые исследования, включая исследование околоплодной жидкости и биопсию хорионального тела. Он даже согласился с тем, чтобы на ранней стадии беременности Мэри три недели принимала антибиотик цефалоклор. Как профессионал, он видел, что какие-либо показания для этих мер отсутствовали, но ему пришлось пойти на них из-за того, что настаивал Фрэнк. Кроме того, ситуация вообще была необычная, поскольку речь шла об имплантации. Мэри не возражала против этих мер, так как, по ее словам, это предусматривалось соглашением между ней и Фрэнками, и доктор не считал нужным спорить. Но все это было во время беременности. Роды – совершенно другая вещь, и Стедмэн не собирался менять свою методику из-за нервного коллеги. Интересно, чему Фрэнка учили? Безусловно, он знал все обычные процедуры, проводимые при родовспоможении. Но сейчас он задавал вопросы по поводу каждого указания Стедмэна, перепроверяя каждый шаг. Несколько секунд Виктор и Стедмэн стояли, пристально глядя друг на друга. Виктор сжал кулаки, и в какой-то момент доктору показалось, что Фрэнк вот-вот его ударит. Но тот, тяжело дыша, отступил в угол. Сердце Виктора учащенно билось, в животе нарастало какое-то неприятное ощущение. «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы ребенок был нормальным», – молился он про себя. Сквозь набежавшие слезы он смотрел на свою жену. Она так хотела этого ребенка. Он почувствовал, как снова начинает дрожать. Внутренне он упрекал себя. «Мне не следовало этого делать. Пожалуйста, Боже, пусть ребенок будет нормальным». Виктор взглянул на часы. |
