— Очень красивое имя!

— И девушка тоже красивая, — добавил он.

— Не сомневаюсь. А теперь, может, хочешь узнать, как нас всех зовут?

Тоэм вежливо кивнул, хотя мысли его были заняты смуглой девушкой и ее поисками.

Корги повернулся и махнул рукой на мужчину, сидевшего за массивным столом. Мутик, держа ручку в.., лапе, усердно работал над таблицами на разграфленном листе бумаги. Под челюстями у него зияла красная, словно ободранная до мяса, жаберная щель, кольцом опоясавшая горло. Кожа на лбу под волосами и на тыльной стороне ладоней то превращалась на глазах в чешую, серую и блестящую, а потом вновь тускнела и становилась кожей. Пальцы — тонкие, длинные — заканчивались острыми ногтями.

— Это Рыба, — сказал Корги. — Настоящее имя какое-то страшно длинное и звучит как бы на чужом языке. Большинство наших не носят настоящих имен. Родители отказались от нас, как и прочее общество; сказать по правде, они, по примеру других, приканчивают нас на месте. Мы не питаем особой любви к семейной истории. Мы творим собственную.

Рыба кивнул, глаза его затуманились, словно подернутые слезами.

— Рад познакомиться, Рыба, — сказал Тоэм, чувствуя себя глуповато.

— А это Бейб, — указал Корги на другого мужчину, пониже.

Бейб был ростом фута четыре. Полнощекий и пухлый, настоящий шар плоти. Плоть нависала розовыми колбасами из-под подбородка, опоясывала его посередине, точно внутри проходил трубопровод. Пальчики у него были крошечные, толстенькие, розовые, как и все остальное. Глаза голубые, как полуденные небеса. И он курил сигару.

— Салют, Тоэм, — провозгласил Бейб сквозь клубы табачного дыма.

— Бейб так и не вырос, — пояснил Корги. — Внешне, по крайней мере. Он всегда выглядел дошкольником, и таким останется. Но умел этим пользоваться к нашей выгоде. Мог выходить во внешний мир, так как все принимали его за мальчишку. Потом сообразили. Бейб сейчас входит в число десяти мутиков, которых больше всего жаждут поймать и ромагины, и сетессины. Он не осмеливается даже носа высунуть.

— Превратности войны! — заметил Бейб, помахивая сигарой, намного превосходившей по величине сжимавшие ее пальцы.

— Мы также считаем его бессмертным.

— Вот так так! — воскликнул Бейб.

Корги ухмыльнулся.

— Сколько тебе лет?

— Двести двадцать три. Но конец где-то быть дол жен. Я просто второй Мафусаил. А он, как ты знаешь, со временем умер.

Корги опять усмехнулся.

— Дальше...

На сей раз его прервала женщина, которую он собирался представить. Распахнулась дверь внутренних помещений убежища, и в комнате возникло самое ошеломляющее создание, какое Тоэм когда-либо видел. Она принадлежала семейству кошачьих. Положительно, настоящая кошка. Надетый на ней черный костюм-трико усиливал впечатление, но Тоэм знал — она и без него будет лоснящейся, гладкошерстной, чувственной кошкой.

— Это Мейна, — сказал Корги, созерцая Тоэма в надежде подметить реакцию на появление женщины. — Мейна, это Тоэм.

Она была ростом около пяти с половиной футов. Гибкая. Не столько шла, сколько плыла. Не столько шагала, сколько скользила. Сладострастное тело — масса рельефных мускулов и мягкой плоти. Ноги полные, но стройные, ступни крошечные. Маленькие лапки. Когда она ставила босую ногу, пятки располагались гораздо выше нормальных и под резким углом соединялись со ступней, которая заканчивалась крохотными коготками. Ступню снизу и по бокам окружала плотная подушечка. Тоэм повел исследование в противоположном направлении и отметил, что живот у нее плоский. Вздымавшиеся груди величиной с его сжатый кулак. Шея — изящное чудо архитектуры — грациозной дугой поддерживала голову. Полные губы источали мед, будучи запечатанными, пока она хранила молчание, а когда заговаривала, открывались, выпуская жалящих пчел.