— Сколько? — спросила я, указывая на детеныша леопарда и ужасаясь собственному любопытству.

Женщина безразлично подняла глаза. Вести дела с иностранцами невыгодно: они не ценят лечебные свойства животных и не хотят рисковать таможенными сложностями из-за их перевозки. Она пожала плечами:

— Тысяча долларов.

Я просунула палец сквозь проволочную сетку. Оба детеныша не обратили на меня внимания, предпочитая компанию друг друга. Так даже лучше — разве мне под силу вернуть таких малышей в дикую природу? Да и все равно мне рано или поздно придется отсюда уехать.

— Пятьсот! — выкрикнула торговка мне вслед, когда я зашагала к выходу. — Доставка бесплатно! На таможне нет проблем!

Я перешла на бег.

На следующее утро в холле меня ждала записка — приглашение на обед с Тамом и моей «новой семьей». Я выбежала из дверей и понеслась, не останавливалась, пока не заблудилась в лабиринте переулков, ведущих к ветхой лачуге Тама. Он застал меня облепленной детьми: маленькие девочки тянулись, чтобы провести мягкими пальцами по выгоревшим волосам на моих руках, и смеялись, прикрыв рот ладошками. Там ткнул пальцем в гущу детворы.

— Это мои, — сказал он, показывая на двух девочек и двух мальчиков от одиннадцати до девятнадцати. — Дракон, Флауэр, Форест и Спирит.

Его старший сын, невообразимо красивый юноша девятнадцати лет, стоял рядом со стройной женщиной с копной ниспадающих черных кудрей.

— Моя жена! — произнес Там, внезапно озарившись гордостью.

Затем подозвал меня к себе:

— Пойдем, покажу тебе свой дом.

Там провел меня по коридору, усыпанному крошащимся цементом, в подземную нору из нескольких крошечных комнат. Соседи непрерывно шныряли по темным проходам, спеша воспользоваться уличным туалетом или просто погулять в знойных сумерках по переулку, среди детей, играющих мраморной щебенкой, женщин, торгующих остатками вареных улиток, и стариков с угасающим взглядом, на чьих глазах успели вырасти два поколения.

Жена Тама Фыонг протянула мне мягкую руку с длинными пальцами и грустно улыбнулась, показывая тем самым, что не говорит по-английски. У нее были стройное тело, двигающееся с природным изяществом, и прозрачная кожа, подчеркивавшая аристократическую линию скул. Я попыталась представить, как она таскает бревна с поезда и спит на грязном вокзале, и не смогла.

Там провел меня внутрь и устроил короткую экскурсию по своему дому, который был не больше чулана. Здесь не было мебели, не считая шкафа в одном углу и полупустой емкости со старым рисом. Потрескавшийся линолеум сверкал чистотой.

Двое его детей не знали другого дома. Когда Там нашел это место пятнадцать лет назад, то сразу же вызвал жену и двоих детей. Арендная плата — двадцать пять долларов в месяц — съедала почти весь его доход от работы на рынке. Денег не хватало, чтобы прокормить четыре голодных рта. Поразмыслив, он заложил свои любимые часы, чтобы жена смогла начать маленький бизнес: торговать бананами на улице. Каждое утро она поднималась до рассвета, взваливала на плечи двухъярусную корзину и проделывала путь от грузовика и обратно, пока не набиралось семьдесят связок маленьких и сладких, как конфеты, тропических фруктов. Затем она раскладывала товар на тротуаре и в перерывах между торговлей делала желающим маникюр.

Я взглянула на нее с уважением. Годы и жизненные трудности не отразились на ее лице, в отличие от Тама.

— Когда мы поженились, ей было восемнадцать, мне — двадцать семь, — сказал Там по-английски. Он потянулся и на минуту взял ее за руку — не слишком характерный жест для жителя буддистской страны, отличающейся сдержанностью.