Свидетельница побледнела, её глаза забегали, она не знала, что сказать.

– Что же вы молчите, Алиса Анатольевна, отвечайте, – потребовал судья, не сводя глаз с женщины.

– Да, я присутствовала при аборте и поддерживала Марину, – начала она, осторожно подбирая слова, а затем, придумав достойную отговорку, закончила более уверенно: – Уже тогда она не хотела больше пребывать в браке с Александром и не желала, чтобы общий ребёнок связывал их.

Такой наглой лжи Марина не выдержала и, вскочив с места, почти прокричала:

– Это неправда, ваша честь! Я хотела этого ребёнка, моя тётя вынудила меня избавиться от него!

– Мариночка, что ты? Как я могла? – делая удивлённое лицо, возразила тётя.

Усадив Марину на место, её адвокат настаивал:

– Вы опровергаете слова истца? Хочу напомнить вам, что вы обязаны говорить только правду.

– Я имею право не свидетельствовать против себя! – поджав губы и задрав подбородок, Алиса Анатольевна стояла, выпрямив спину, казалось, она замерла, словно статуя.

– Ваша честь, – обращаясь к судье, адвокат не смотрел на свидетельницу, а она сверлила его взглядом, полным ненависти, – ответ свидетеля не обязателен, у нас есть доказательства того, что моя клиентка говорит правду. Разрешите предоставить их?

– Если сторона ответчика не против, – следуя букве закона, ответил Андрей Николаевич.

– Мы так же заинтересованы в том, чтобы узнать правду, поэтому поддерживаем прошение, – ровным тоном ответил Алек, по его лицу невозможно было прочитать ничего, и я взглянула на Алекса. Он видел эту запись перед судом, мы еле удержали его от необдуманных поступков, а наш кабинет лишился пары стульев и большого зеркала. Держит ли он себя в руках сейчас?

– Что ж, прошу вас, – судья кивнул, и я, встав со стула, передала через пристава артефакт, тот аккуратно взял камень и отдал его судье.

Андрей Николаевич активировал артефакт, и перед всеми появилась картинка голограмма, на которой Алиса Анатольевна кричит на заплаканную Марину:

– Переставай разводить сырость! Вставай, поехали, – лицо оборотницы было перекошено от злости, а Марина была перепугана и пятилась от неё, уползая по кровати к изголовью.

– Куда? Я не хочу никуда ехать! – вертя головой, кричала женщина, которую буквально загнали в угол.

– А придётся, милочка, – залезая на кровать, она схватила женщину за запястье, – мы говорили тебе, что даём разрешение на брак, только если в нём не будет детей! – и, дёрнув руку на себя, она потянула Марину с кровати.

– Но мы любим друг друга, – Марина упала на колени, – прошу тебя!

– Поднимайся, поехали, ты сама вынудила нас! – зло выкрикнула любящая тётя, упиваясь своей властью над беспомощной племянницей.

Картинка рассеялась. Алекс сжимал кулаки, а Марина сидела бледнее полотна, и из её глаз текли слёзы. Александр, не выдержав, подлетел к Марине и стал её успокаивать, обнимая и гладя по голове, она же, уткнувшись ему в грудь, рыдала. Как хорошо, что не ринулся душить свидетельницу. А ведь первым желанием мужчины было просто убить их всех: и тётю, и отца, и заговорщиков, которые хотели использовать его жену в своих целях и не пожалели даже безвинное дитя.

– Вы понимаете, что то, что мы увидели сейчас, – это преднамеренное убийство плода и угроза жизни и здоровью матери? – зло процедил судья.

– Я…

– Срок заключения от десяти до двадцати лет, – не слушая блеянье свидетельницы, добавил он.

Его слова произвели ошеломляющий эффект – Алиса Анатольевна, испугавшись, заголосила:

– Я не виновата! Я просто выполняла поручение вожака!

– Вы даёте показание, что выполняли распоряжение Соболева Михаила Давидовича? – тут же спросил Алек, а услышав ответ, позволил себе легкую улыбку.