— Твой, — не стала темнить Кэссиди. — А почему не сказала… просто не думала, что тебе это может быть интересно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну-у, ведь обычно ты не много уделяешь внимания тому, что не касается «Толли-Паттерсон мануфактуринг» или твоих деловых интересов.

— Я уделял внимание тебе, — возразил он.

Она согласилась:

— Когда ни одной из твоих компаний не грозил кризис, ты, конечно, уделял внимание и мне.

Но Кэссиди всегда знала, что самым главным делом в жизни Донована было его положение вице-президента семейной компании «Толли-Паттерсон». Его всецело поглощали дела отцовского бизнеса и расширение холдинга. Вместе с бывшим товарищем по колледжу он был совладельцем компании по производству спортивных изделий, а вместе с товарищем по бординг-школе имел кое-что на курортах Тобаго.

Какое-то время его постоянная занятость не имела особого значения для Кэссиди. Зато за несколько последних месяцев, пока они были в разлуке, она пришла к выводу, что ей не хватает их отношений.

Донован всегда был одержим самоутверждением. Самоутверждение было для него важнее, чем даже собственный трастовый фонд. И Кэссиди не собиралась больше привлекать к себе его внимание. Правда, расставание с Донованом далось ей очень трудно. Она знать не знала, что это будет так больно.

Сначала, когда они расстались, Кэссиди думала, что не хочет возвращаться к нему. А когда выяснилось, что она носит его ребенка, ей пришло в голову: не станет ли это вмешательством в жизнь Донована? И тогда она решила, что отдаст ребенку — его ребенку! — всю ту любовь, которая оказалась не нужна его отцу.

А теперь Донован вернулся. И вот уже у нее сосет под ложечкой от надежды, что он вернулся навсегда.

И это пугало больше, чем одиночество.

— Что ты имеешь в виду? Пока мы были вместе, я тебя никогда не игнорировал.

Донован все еще не мог осознать тот факт, что Кэссиди носит его ребенка. Не мог поверить, что ему посчастливилось сделать ее беременной. Собираясь к Кэссиди, он хотел опять попросить ее выйти за него замуж, убедить, что его отношение к созданию семьи изменилось. И сделать это, не раскрывая причин, по которым он снова оказался возле ее порога.

Донован уже забыл, насколько Кэссиди хороша. У нее поистине фарфоровая кожа и прекрасные густые волосы. Он вспомнил потрясающее ощущение от прикосновения этих шелковых волн к своему телу… У Кэсси пухлые розовые губы. Господи, как ему хочется забыть обо всем, просто притянуть ее к себе и целовать… целовать… Как он соскучился по ее губам…

В теле вдруг появилась тяжесть. Донован подвигал ногами: надо скрыть возбуждение. Вот уж не думал, что беременная женщина может выглядеть так сексуально! Но что-то завораживающее было в наблюдении за соблазнительным телом Кэссиди, в котором жил его ребенок.

— Так ведь я знала, что ты пропадаешь на работе по двенадцать часов в день. И не требовала у тебя слишком много времени…

Понадобилось несколько мгновений, чтоб слова Кэссиди дошли до его сознания, потому что в этот момент Донован следил за ее губами. И думал о том, что будет, если он наклонится и поцелует ее. Она ответит?

Но тут ее слова дошли до него, и он понял, что она вполне может быть не настроена на поцелуи. Сейчас Кэсси сосредоточена на причинах, по которым им не быть вместе. А ему нужно заставить ее подумать о том, почему им опять нужно соединиться.

Если в чем Донован и был хорош, так это в своих завоевательных походах, и победа над Кэссиди стояла у него на первом месте. В нем жил неукротимый спортивный дух, и продвижение к вершинам успеха было для Донована важнее, чем даже бизнес.