Небритый, невыспавшийся, помятый и несчастный, старательно запахивая халат, он изо всех сил избегал разговоров, тем паче – о своем отпуске.
– Крепко погулял парень! – ехидно резюмировал завлаб Константин Константинович. – Ничего, пускай очухается.
Володька посмотрел на него с изумлением, потому что от Кощея (так прозвали в лаборатории тощего вредного заведующего) он ждал только разноса, а тут…
– Премия вчера была, – шепнул Шурик Рванцев. – За прошлый месяц. Кощей резко подобрел.
Премия! Володька даже зажмурился. За прошлый месяц! Который он в отпуске провел! Ну что за непруха?! Просадить в Одессе столько денег – и все потерять, и вернуться даже без намека на хоть какую-то компенсацию!
Он потерянно оглядел лабораторию и наконец-то сообразил, что кое-кого здесь явно не хватает.
– Слушай, Шурк, а где Вика?
– Ну ты, брат, совсем от жизни отстал в своей Хохляндии, – покачал головой Шурик. – Викуля нас бросила во всех смыслах.
И вздохнул с таким трагическим надрывом, что Володька испугался:
– Это как же понимать?!
– А так, что она и работу сменила – теперь где-то в верхней части города трудится, и живет теперь там же… со своим мэном.
– С каким еще мэном? – удивился Володька.
– С обыкновенным. Нашла себе кое-кого. Тощий такой, длинный, чернявый, усатый. Врач со «Скорой». Девчонки говорили, они квартиру сняли.
– Поженились?!
– А фиг их знает, может, поженились, а может, так живут. Володьк, да брось ты глаза таращить, Викуле кто-нибудь посерьезнее требовался, а не просто типчик «так себе» – лаборант бесштанный. Хотя врач со «Скорой» тоже вряд ли в джинсах от «Армани» ходит, есть у меня такое ощущение.
Да… это была последняя плюха, которую приготовила Володьке жизнь.
«Доберусь до дому – напьюсь на фиг, – угрюмо подумал он. – Все вылакаю! Хоть какой-то будет прок с этой пакости, не записки же сумасшедшего читать!»
Еще на Курском вокзале, поняв наконец, что он схватил в спешке чужой чемодан, Володька дрожащими пальцами переворошил его содержимое. И натурально проклял все на свете. В его-то чемодане было сколько добра! И вещички! И продукты! И вино! А здесь… впрочем, вино-то оказалось и здесь. Четыре большие, старательно укутанные в тряпки и переложенные газетами бутылки темного стекла с какой-то жидкостью, заткнутые большими пробками и залитые сургучом. Этикеток на бутылках не было, да и какие могут быть этикетки – в Одессе в такие бутылки наливали и так запечатывали только домашнее вино. На дне чемодана лежал с десяток картонных коричневых потертых, каких-то старообразных папок с потрепанными завязками и надписями «Дело №…», а в них… нет, ну натурально – записки сумасшедшего!!! Листки шершавой пожелтевшей бумаги, сплошь исписанные; какие-то древние обложки, без всяких «украшалок», просто с тупыми надписями: «Тетрадь по… учени… класса… школы…» от тоненьких зелененьких тетрадок в клеточку… А уж чем все это было исписано!! Володька только разок глянул на первый попавшийся листок – и тотчас у него помутилось в голове:
«Е(66)б(401)н етй=ьхшL=тм… Z(33)Z-с= (401)2*(33)тх= хаZтс(33)сш. 4*с= н=е=бшL с=с тс(33)бшZ, =юGтхGG х(401)Yе(33)хша YаLмG?…(401) Z(33)2*(66)=н= 3%ш3%т3%т3 %(401) атсм твб(66)жа, ш =х= ь=2*ас =тс(33)х= ешсмтG с(33)Z 2*а ехаY(33)йх=, Z(33)Z таб(33)жа L/ю=н= 4*аL=еаZ(33). ХшZ=ь(401) ха шYеатсах ьшн, Z=н(66)(33) \с= тL(401)4*шстG… G с=н(66)(33) йб=й(401)тсшL \сш тL=е(33) ьшь= (401)1*аш*, G Y(33)юпL = хш(10) – Y(33)юпL! Ьха Z(33)Y(33)L=тм, (66)(33) ш сайабм Z(33)2*астG: с=, 4*с= й=й(401)L= ьха е б(401)Zш, с=, 4*аь(401) G й=теGсшL 4*шYхм, ю(401)(66)ас еа4*хпь, Z(33)Z т(33)ь(33) йб=юlаь(33) 3%ш3%т 3%т3 %(401)… х= ета*-с(33)Zш тlа(66)(401)ас й=ьхшсм, 4*с= \сш 4*(33)тп ь=н(401)с =тс(33)х= ешсмтG е L/ю=а ьнх=юахша. |