— А что, если женщина, с которой вы разговариваете, симулирует искренний интерес к вам? — предположила я.

Дэвид ухмыльнулся, явно настроенный скептически. Я продолжила:

— Что, если она видит в вас только гигантский значок доллара и мечтает о том, чтобы, манипулируя вами, заставить вас оплачивать ее покупки и путешествия? Что, если все ваше взаимодействие в баре — это притворство, в котором вы оба играете свои роли?

Дэвид молча обдумывал мои предположения, а я наблюдала, как ответ начинает медленно проявляться в выражении его лица.

Неуверенность.

Он никогда не задумывался над тем, что женщина, демонстрирующая интерес, может вовсе не хотеть его. Ему необходимо было быть желанным, и, если он ощущал это желание со стороны женщины, оно просто не могло быть подделкой. Его эго рассчитывало на это.

— Для вас важно, чтобы женщина действительно вас желала, — проговорила я, мягко объясняя то, что он сейчас осознал, но о чем прежде не задумывался.

Язык тела Дэвида начал меняться, когда тревога и стыд поднялись из глубин его существа. Он закрыл одной рукой грудь, подняв ладонь к подбородку, нахмурил брови, одна ступня выбивала по полу отрывистую дробь. Я наблюдала, как его эго постепенно «сдувается» . Ценность ежевечерних эскапад, прежде имевших для него огромное значение, внезапно оказалась поражена сомнением. Я проделала брешь в его эго, и на какое-то мгновение в мою душу закралась надежда, что теперь мы сможем заняться настоящей терапией.

Я уселась поудобнее в кресле и ненадолго отвела взгляд, чтобы ослабить напряжение. Когда я снова посмотрела на Дэвида, тень поражения пробежала по его лицу. Шах и мат! Однако чувства торжества у меня не было.

Атмосфера в комнате потяжелела от новой энергии — эмоций, его и моих. Я ощутила теплую волну сострадания, поднимающуюся во мне. Довольно долго никто из нас не произносил ни слова. Тогда я в первый раз ощутила эмпатию к Дэвиду.

&md