– Ставим на голосование. Кто за то, чтобы рекомендовать товарища Зенина секретарем Тихановской партячейки?
Руки почти разом подняли Возвышаев, Поспелов и Паринов.
– Кто против? Так… Тяпин и Озимое. Иван Парфеныч, запиши! Значит, большинством голосов товарища Зенина рекомендуем… – и облегченно: – Ну, кажется, все?
– Да, уж пора. Засиделись. – Озимое достал из брючного кармана часы: – Вот, девятый час.
– Как все? – переспросил удивленно Возвышаев. – А разбор налетчиков?
– Каких еще налетчиков? – недовольно буркнул Озимов.
– Степановских белогвардейцев.
Озимов поморщился, его усы бабочкой под Демьяна Бедного дернулись, как привязанные на нитке:
– Бросьте вы эту самодеятельность! Подумаешь – учителя по пьянке комедию разыгрывали.
– Ну, знаете, товарищ Озимов?! Напялить погоны, ходить по селу да еще людей добрых пугать – ничего себе забава! – таращил глаза Возвышаев.
Но Озимов уже завелся против Возвышаева и теперь попер на него медведем:
– Ты забыл, как в третьем годе вы перепились в желудевском волкоме, переоделись в баб и поехали на степановские станы девок щупать?..
– Я там не был!
– Ты не был, зато твои заместители да помощники были. Ты же не вызывал их на бюро?
– По-твоему, все равно, что в баб нарядиться, что в белогвардейцев? Да?!
– Подумаешь, в белогвардейцев! На сцене вон в царей переодеваются, и Советская власть от этого нисколько не страдает.
– То на сцене, а то по дворам ходить! – кричал Возвышаев.
– Да уймись ты, никто тебя не боится. Ну, потешились ребята, хватили через край. Сунули им за это по выговору. Чего ж еще? Зачем дело лепить? Или мы сами молодыми не были? Какое преступление? Четверо в кладовой два часа просидели, пятый сбежал да милиционера насмешил? Вот и все. Нечего там штанами трясти.
– Но мы же вызвали Герасимова, – сказал Поспелов.
– Ничего, так отпустим. Небось не обидится… Хватит, сегодня и так наговорились, – Озимов решительно хлопнул ладонью по столу.
– Да. Пожалуй, и в самом деле пора кончать. – Поспелов тоже поглядел на часы.
– А я решительно возражаю, – повысив голос, сказал Возвышаев.
– Хорошо, будем голосовать. Кто за то, чтобы дело Герасимова считать законченным? То есть оставить в силе ранее вынесенный выговор? – Руки подняли Озимов, Тяпин и Поспелов. – Сам видишь, Никанор Степанович, ты в меньшинстве, – обернулся к нему Поспелов.
– Вот это и есть либеральная терпимость, против которой мы и собрались сегодня выступить. Но ничего… Мы еще повоюем с этой либеральной терпимостью, – Возвышаев вышел первым.
Костя Герасимов упросил Марию подождать его в палисаднике, возле райкома:
– Вместе пойдем к Успенскому. Там уже все в сборе. Варьку пропивать будем. Они с Бабосовым решили пожениться.
– В который раз? – усмехнулась Мария.
– А тебе не все равно? Подожди! Успенский наказал – без тебя не приходить. Он завтра переезжает в Степанове.
– Знаю.
– Вот и отлично! Без тебя все равно не начнут, а без меня могут всю водку выпить, – дурашливо скривился. – Умоляю, подожди! Может, я последний раз гуляю. Не то выгонят на бюро – в бродяги подамся, – продекламировал:
– Ладно, не хнычь загодя. Подожду.
Не успела Мария присесть на лавочку под сиренью, как вылетел из дверей Герасимов и, возбужденно сияя, выпалил на ходу:
– Индульгенцию получил! Прежний приговор оставлен в силе. |