Каждая партия кончалась неожиданно быстро. Дядя Матвей ловко переставлял фигуры, и они легко и весело окружали моего короля-тугодума. После каждой партии дядя Матвей одинаковым голосом спрашивал меня:

– Еще? Заматовать хочешь дядьку? Ух ты какой!..

Вдруг я почувствовал набухающий в горле плотный ком. Стало душно.

Я вышел на кухню и заплакал. Мама сказала дяде Матвею – я услышал ее громкий шепот:

– Связался с ребенком, шахматист! Проиграй хоть одну! И дядя Матвей крикнул уже другим – недовольным и виноватым голосом:

– Эй, гроссмейстер, иди отыгрывайся!

Я помотал головой, хотя никто этого не видел. Нет. Хватит. ...Это было давно. А теперь я сидел в большой комнате

и ждал. Теперь лето. Может, мы пойдем на футбол. Может, в зоопарк.

А если дядя опять начнет подначивать? Главное – не поддаваться. Улыбаться и молчать.

Дядя вышел из кухни, вытер рот большим платком и полез в чемодан. Я даже вспотел от волнения.

Вдруг у него в руках оказался маленький бумажный сверток. Главное, подумал я быстро, не расстраиваться. Может, ерунда какая-то.

Он стоял и хитро разглядывал меня маленькими веселыми глазками.

– Хочешь в армии служить? – спросил он неожиданно. Из кухни вышла мама и, улыбаясь, прислонилась к дверям. Я молчал. И тоже старался улыбнуться.

– Не хочешь? – притворно удивился дядя Матвей. – Инженером хочешь? Как папка? Жаль...

Он стал медленно разворачивать сверток. Меня сорвало с дивана, и я прижался к круглому животу дяди Матвея.

– Спасибо! – крикнул я. – Спасибо большое! Очень большое!

Быстро наступил вечер. Я сидел у себя в комнате и рассматривал дядины погоны.

Это были настоящие офицерские погоны с тремя маленькими звездочками.

Зашла мама и велела ложиться спать. Я сунул погоны под подушку и стал медленно снимать рубашку. Взрослые о чем-то разговаривали. Я решил прислушаться, как всегда, но не мог, хотелось скорей лечь и нащупать рукой холодные колючие звездочки.

– Ну что, Матвей, слышно? Не будет с Америкой войны? – спросила мать тихо.

– Не будет, не будет, – так же тихо, как будто бы сонно и даже равнодушно ответил дядя Матвей.

– Чуть что, соседки бегут крупу покупать. Не знаешь, что и думать, – вздохнула мама.

«Причем тут крупа?» – недовольно подумал я и закрыл глаза.

Все!

Кончена прошлая жизнь!

Кончены игры в солдатиков и мишек!

Дядя Матвей прав – я стану офицером. Когда вырасту. Когда вырасту... Что-то тупое и безнадежное было в этих словах. Нет! Я стану офицером не когда-нибудь, а сейчас.

Я сел на постели и одними губами произнес:

– Клянусь быть настоящим офицером!

И снова бухнулся на подушку.

...Вот я иду по улице. Никто не знает, что этот мальчик – офицер невидимого фронта. Что он точно выполняет приказы невидимого командования.

...Проехала иностранная машина. На секунду обернулся водитель в черных очках. Гад! Думает, если в очках, я ни о чем не догадываюсь.

Иду дальше. Пусть проедет хоть сто иностранных машин. Голыми руками меня не возьмешь. Я здесь все дворы знаю.

Слежка за врагом. Вот этот, в шляпе. Эх, прижать бы тебе браунинг к пузу, спросить спокойно: «Служил у фрицев?» Но нельзя. Мирное время.

А вот из этого окна, если установить пулемет, вся улица будет простреливаться. Попробуйте подойдите!

Странная фантазия овладела мной. Вдали тонко и тревожно запела труба. Часто и глубоко дыша, я глядел в одну черную, мертвую точку пространства.

...Наутро я встал поздно, разбитый и усталый.