Я зажмурился и быстро сунул руку в воду. Нащупал помятую рукоять. В этот момент моей руки коснулось что-то скользкое, живое и страшное. Я выхватил нож из ванной и с недоверием осмотрел руку. Рука была мокрая, с нее капала вода. Но никаких следов зверских укусов и даже царапин не наблюдалось.

Мокрой ладонью мама провела по лицу. В ванной стало душно. Она с отчаянием смотрела на сома. Я заметил, что рука у нее дрожит. «Зачем она только его купила?» – с невыразимой тоской подумал я. Во мне боролись две жалости – к сому и к маме. В конце концов, жить сому все равно осталось недолго. Я решительно схватил нож и слабо ткнул рыбу меж выпученных глаз.

Сом вздрогнул.

– Ну-ка, дай я попробую, – тихо сказала мама.

Она стукнула посильнее – брызги полетели в лицо, я зажмурился. Сом снова крупно вздрогнул и отплыл подальше. Оттуда он посмотрел на нас тяжелым багровым взглядом.

Никогда еще мы с мамой не занимались таким отвратительным делом.

– Мама, пусть он сначала умрет, – попросил я.

– Ты что, не чувствуешь, как воняет! – закричала мама. – Ты хочешь, чтоб мы все здесь задохнулись? Тебе что, сома не жалко?

Мне как раз было жалко сома. От такой двойной несправедливости я чуть не заплакал.

– Мама, пусть он сам!

С темным, как туча, лицом мама вывела меня за локоть из ванной.

– Сиди здесь, понятно? – крикнула она.

Сидеть одному было еще страшнее. В голове возникали жуткие картины: сом вцепился в мамину руку и тянет ее на дно.

Из ванной я услышал какой-то плеск, новое мамино «ой!», крупное бултыхание – и рванулся обратно.

Оказывается, она просто спустила воду.

...Через некоторое время сом лежал на дне, отчаянно вздымал жабры и бил хвостом. Мама взяла в руки какую-то газету и накрыла ею сома. Он по-прежнему сильно колотил хвостом.

Я стукнул головой маму в бок и закричал:

– Отпусти его немедленно, я тебе приказываю!

Согнув спину и тяжело дыша, мама держала сома. Закрыв глаза, она тихо проговорила:

– Левочка, я прошу тебя, не мешай мне, ну что же делать, раз я его купила, в другой раз не буду, я же тебе сказала, пойди погуляй, а ты не захотел, уйди к себе, я очень тебя прошу...

Шумно вздохнув, мама подняла сома на вытянутых руках. Он разбрызгивал крупные пахучие капли.

Как приклеенный, я поплелся за мамой в кухню.

Она плюхнула сома на стол и отчаянно оглянулась. Он трепыхался, подползая ближе к краю.

– Держи хвост! – сдавленно крикнула она. – Я нож возьму!

Я уцепился за сомий хвост и закрыл глаза. Дыхание перехватило, в животе что-то мелко дрожало. Бац! – и движения хвоста стали тише, спокойней. Бац! – и сом в последний раз шлепнул им об стол. Мне показалось, что сом быстро начал высыхать.

Я в последний раз посмотрел в вытаращенные сомовьи глаза и медленно пошел из кухни. Руки мои пахли сомом. Комната пахла сомом. Весь мир пах сомом.

Сквозь слезы я шепнул сам себе:

– Папа любит жареную рыбу.

Через некоторое время я снова зашел на кухню. Сома уже не было. Мама открыла форточку настежь, и в кухне гулял холодный осенний воздух.

Зашипела сковородка.

Я быстро выскочил во двор.

Над крышами плыли большие низкие облака. Мне показалось, что по небу плывут серые сомы.

Они плывут, плывут туда, где нет хлорной воды, а люди едят только мороженое, клубнику и тульские пряники по двенадцать копеек.

ЭРА ТЕЛЕВИДЕНИЯ

Телевизор назывался «Старт».

Папа и мама купили его, когда мы переехали на новую квартиру.