– Ты то замужем?

– Не, давай сначала о тебе. Ты женат?

– Сейчас нет. С последней женой Машкой семь лет прожили.

– Она какая у тебя по счету?

– Третья.

– А дети?

– Сын от первой жены. Шестнадцать лет. Горе мое.

– Что с ним?

– Слабовольный и слишком кайф любит. Весь в отца. Только у отца мозги есть, думать, куда лезть, а куда не надо, а он дурак дураком…. То с травой его менты возьмут, то сам в говно, у друзей каких-нибудь зависнет. Вот папа его то с иглы, то с девки снимает, то с милиционерами идет договариваться. С полюционерами, как они сейчас называются. Беда, в общем…

– А мама его где?

– У мамы новый муж. Строит отношения. Ей не до ребенка. Он у меня болтается. Сейчас собираюсь в клинику его пристроить для наркоманов. Может, там помогут…

– Несите сейчас, голубушка, – по-барски произнес объект ее вожделения эротичным басом, умопомрачительно ей улыбнувшись.

– Одну минуточку! – Покраснела официантка и ушла, вильнув на вираже откормленным задом, уверенная в его «непокобелимой» сексуальности.

– Вот так всю дорогу отбиваешься? – Посочувствовала я.

– И не говори.…Любят меня бабы…

– Помочь? – Предложила я.

– Нет, нет, у меня хватит, – вскинул он темные брови над очками. – Я тут, кстати, работаю недалеко.

– Это здесь кино снимают про очко в камеру?

– Очко, очки и тапочки…, – засмеялся Сергей. – Нет. У меня есть официальная работа.

– ???

– Есть организация, помогающая заключенным, что называется, находиться в заключении. Поддерживает их морально и материально. Они пишут письма со своими запросами и чаяньями, им отвечают.

– И о чем пишут?

– Кто о чем. Просят помочь, размышляют, даже стихи пишут. Такие интересные бывают письма…

– А можно посмотреть? Хотя бы некоторые.

– Да не вопрос. Пойдем.

– Сейчас?

– Конечно. Ключи у меня с собой.

– Садись, читай.

– Все? – Испугалась я. – Боюсь, я испорчусь от такого количества тюремного фольклора. Дай мне сам самые интересные. Ты же их знаешь.

Он порылся одной рукой в куче писем как курица лапой в навозе.

– Ну, вот это можно. И это. Вот еще хорошее. И вот. И вот. Ну, хватит пока.

Я углубилась в чтение.

Просьбы, немудреные рассказы о быте, такие же незатейливые мысли, кажущиеся их авторам откровениями…

Он протянул мне еще один конверт.

– Вот этот стихи пишет, за убийство сидит.

– Интересно…

Я аккуратно достала из конверта сложенный вчетверо листок в клетку, исписанный почти девчоночьим почерком. Буковки кругленькие, с задранными хвостиками и старательно связанными шнурочками. На листке с одной стороны стихи:

Я встала со стула, чтобы избежать несварения тюремной поэзии, и почувствовала Сережину руку сзади между ног.

– А это кто разрешал?

– Ты сладкая такая. Попробуй меня, девочка… Не разочаруешься…

Я повернулась к нему лицом.

– А под хвостом тебя не почесать?

– Почеши…, – он взял мою руку, положил себе на гульфик.

Ощущение, что трогаю сквозь мешок овощи. Кабачок и пару спелых помидоров.

– Ты что, трусов не носишь?

– Нет.