Он присел, и завязалась учтивая беседа. Мистер Бергер со всей возможной деликатностью объяснил, что стал невольным свидетелем ее «столкновения» с поездом и сия сцена до сих пор бередит его воображение. Анна забеспокоилась и стала бурно извиняться за свою неловкость, на что мистер Бергер с радушной снисходительностью махнул рукой. Он заверил Анну, что все это пустяки, да и волновался он больше за нее, чем за себя. Разумеется, когда он застиг ее за второй попыткой (если «попытка» – уместный термин для такого рода деяния, вполне, кстати, удавшегося в первый раз), он почувствовал себя просто обязанным вмешаться, добавил мистер Бергер.

Вскоре беседа сделалась непринужденной и набрала обороты. В какой-то момент прибыл мистер Гедеон с чаем и ломтиками пирога, но увлеченные собеседники едва обратили на него внимание. В ходе разговора мистер Бергер основательно освежил свой французский, а Анна за свое долгое пребывание в библиотеке поднаторела в английском, поэтому проблем в общении не было.

Время летело незаметно. Случайно глянув на часы, мистер Бергер спохватился и стал извиняться перед Анной за то, что долго злоупотреблял ее вниманием. Анна ответила «отнюдь» и заверила, что его компания пришлась ей по душе, а спит она всегда лишь несколько часов. Галантно поцеловав ей руку, мистер Бергер испросил разрешения навестить ее завтра. Анна охотно согласилась.

И мистер Бергер покинул жилище Анны Каренины. На обратном пути все прошло совершенно благополучно, не считая попытки Фейгина, старого проходимца, подрезать у него портмоне – не по злобе, а в силу привычки.

Заглянув в апартаменты хозяина библиотеки, гость застал его дремлющим в кресле.

Мистер Бергер тактично окликнул мистера Гедеона. Тот проснулся и проводил его до двери.

– Если вы не возражаете, – стеснительно обратился к нему мистер Бергер напоследок, – я бы хотел возвратиться сюда завтра и возобновить разговор с вами и с Анной, если вы, конечно, не возражаете.

– Я буду счастлив увидеться с вами, – добродушно уверил его мистер Гедеон. – Просто постучите в окошко.

Дверь затворилась, и мистер Бергер побрел домой, ощущая в душе смятение и небывалый духовный подъем. Возвратившись домой, он провалился в омут сна без сновидений.

– Может, чайку с дороги? – спросил он, и мистер Бергер с радостью согласился, даром что за завтраком уже почаевничал. Ему не терпелось снова увидеться с Анной, но у него имелись вопросы и к мистеру Гедеону, причем насчет нее же.

– Зачем она это делает? – спросил он, когда они с мистером Гедеоном угощались свежими бисквитами.

– Делает что? – не понял Гедеон, но быстро сообразил: – А, в смысле, зачем она бросается под поезда? – Он поднял с жилета упавший кусочек бисквита и возвратил его к себе на тарелку. – Прежде всего хочу сказать, что такой привычки у нее не водится. За все те годы, что я здесь, она проделала это не больше десяти раз. Но именно в последнее время эти инциденты участились, и потому я поговорил с Анной, думая разобраться, не могу ли я здесь чем-нибудь помочь. Но она, похоже, сама не знает, что именно побуждает ее заново проживать те финальные сцены в книге. Есть у нас и другие герои, тяготеющие к возвращению к своей участи – например, почти все персонажи Томаса Харди, – но Анна единственная, кто всякий раз заново проживает ту фатальную для себя сцену. Могу высказать лишь предположение, но мне кажется, что ключ здесь в возвышенности ее особы и в том, что ее жизнь настолько трагична, а судьба столь ужасна, что она буквально врезается в сознание читателя. А также имеет место ее собственное представление о себе, впечатанное на редкость глубоко и резонансно.