Сутира прислушивалась, не раздастся ли снова разбудивший ее звук. Наверное, показалось. Снова галлюцинация, подумала она. Рядом на траве свернулась Амара, ровно дыша во сне. Сейчас, с закрытыми глазами и спокойным лицом, Амара сама казалась ребенком, а не девушкой, на которую оставили Сутиру. Насколько они знали, из всей семьи уцелели только они. Ничего не было известно об отце Сутиры, жив он или мертв, он пропал уже давно, самым первым. Им с Амарой повезло: остальные беженцы почти все были одиноки – их близкие были убиты или же сами умерли от голода и болезней. Видимо, поэтому люди решились бежать в Таиланд – здесь их больше никто и ничто не держало. Домов не осталось, только эта земля открытых могил.

Тетка глубоко вздохнула во сне и повернулась на другой бок, откинув руку на скудные пожитки, словно защищая их от полевых мышей, которые могут попытаться проникнуть в горшок с рисом, где хранилась золотая цепочка. Опустив цепочку в горшок, где варился рис, Амара объяснила – так они уберегут драгоценность от бандитов и пограничников. Ворам не придет в голову разломить комочек риса не больше костлявого кулачка Сутиры. Тетка очень старалась, чтобы комок выглядел естественно – съела рис вокруг него, а этот словно забыла, придав ему неровную форму. Цепочка поможет им выжить, сказала она Сутире, за границей ее можно будет обменять на еду и ночлег. Призраки нас не оставят, подумала Сутира, они последуют за нами всюду, куда бы мы ни пошли.

Вибрация возобновилась, на этот раз сопровождаемая скрипом – совсем немузыкальным скрежетом металла о камень. Сутира услышала насвистывание и сразу поняла – это молодой солдатик, товарищ Чи, как она его называла. Теперь он просто Чи. Он единственный выжил из банды красных кхмеров – его командиры, те, кто ушел вперед, подорвались на минах. Ему поручили замыкать группу и следить за теми, кто шел медленно, как Сутира и ее тетка. Чи был младшим из семерых бойцов и совсем не походил на солдата. Возможно, он новобранец, которого выдернули с родных полей, когда началась война с Вьетнамом.

Сутира встала и пошла на звук по высокой траве.

При виде ее Чи перестал насвистывать. Сутира присела на корточки, уткнувшись подбородком в колени, и смотрела, как он острит нож о вросший в землю камень. Когда начали взрываться мины, Чи схватил Сутиру в охапку, как маленькую, и метнулся за ствол пальмы, мимо которой они проходили. Остальные скопом побежали за ними, стараясь ступать по следам Чи. Когда все стихло – комья земли попáдали обратно, а мертвые остались мертвыми, Чи бросил автомат, сказав, что он бесполезен, патроны кончились в последней стычке с вьетнамцами. С него хватит, сказал Чи без всякого пафоса или аффекта, тем же голосом, каким подсказывал Сутире наступать на покойников. Ему еще не доводилось убивать вне поля боя, но он навидался смертей и больше не желает. Чи знал дорогу в Таиланд – до войны ему случалось перегонять молодых буйволов и пони на границу для продажи. Больше он ничего не сказал. По своим следам солдатик вышел с рисового поля на узкую грязную тропинку, откуда группа начала переход. Он ждал. Кто хочет пойти в Таиланд? Хотели все. За кем еще им было идти? Мертвые останутся мертвыми. Несколько дней назад Чи был одним из врагов, а сейчас стал защитником и проводником. Его нож – единственная оборона от встречных бандитов, диких животных и воображаемых звуков.

– Я думала, это музыка, – призналась Сутира.

Между ними завязалась некая дружба. На вид Чи был ровесником ее тетки – даже моложе, лет семнадцати-восемнадцати, а Сутире тринадцать, если люди говорят правду и идет семьдесят девятый год. Они живут в этом аду четыре года, а кажется – целую жизнь. Но сейчас не имело значения, сколько ей лет или сколько было до всего этого кошмара, когда приходится спать среди трупов, дышать от их отлетевшего дыхания и красть у них, чтобы прокормиться.