– Мы, кажется, собирались выпить вина.

Она пригубила бокал и отвернулась в сторону моря. Волны поглаживали борт и так пьяняще рябили, что не хотелось отрывать глаз от их извилистой поверхности. Она понимала, что следует подойти к Тони, что она слишком мало общается с ним в этот вечер, но двигаться не хотелось. В конце концов, с Тони ей предстоит прожить если не всю жизнь, то хотя бы ее часть, а люди, окружившие ее в этот вечер теплом и вниманием, скорее всего, завтра исчезнут навсегда, превратятся в призраков – героев воспоминаний.

…Дэвида несколько удивила застенчивость девушки. Впрочем, и сам он был усмирен этим просоленным ночным ветром. На противоположном конце яхты Мари оживленно разговаривала с его женой – можно быть спокойным, Лиз не заметит, что бокал его почти не бывает пустым, и не расстроится. О чем они могут беседовать с увлечением, две такие разные женщины?

– Утром вы признались мне, что бываете в Англии, – обратился он наконец к Люсии.

– Мой отец там живет, я навещаю его во время каникул. Он, кстати, тоже музыкант, хотя и не так знаменит, как вы. Но мы с мамой всегда восхищались им. Он играет в Лондонском филармоническом оркестре. Вторая скрипка.

Маковски насторожился. Такие моменты всегда радовали его и заставляли особенно остро чувствовать жизнь – движение, не подвластное разумению.

– Должно быть, я знаю вашего отца. Мне, конечно, не раз доводилось выступать с этим оркестром.

– Его зовут Филипп Нортон.

– Нисколько не сомневался, что вы произнесете именно это имя. У вас такой же детский нос. И такой же рассеянный взгляд.

– Всегда считалось, что я больше похожа на мать.

– Несомненно… – Дэвид изучающе поглаживал Люсию взглядом. – Вы как салат, в котором то, что досталось вам от матери, – составляющие, а то, что от отца, – заправка.

Она так удивленно смотрела на Дэвида, что даже не отреагировала на его шутку.

– Вы знаете мою мать?

– Мы несколько раз встречались. Она, если мне не изменяет память, связана с балетом?

– Она танцовщица фламенко. Сейчас уже, как это ни грустно, всего лишь преподаватель.

– Почему же это должно быть грустно? Выходить на сцену – не цель, а необходимость, и если она отпадает – ради Бога! Основную работу мы все равно делаем за кулисами. Я помню вашу мать почему-то невеселой, этакой букой, грозящей разразиться громом. – Дэвид теперь смотрел на Люсию совсем по-отечески, и это расстроило ее. Так приятно было находиться в ощущении полной свободы от прошлого и будущего, и вдруг – они вновь соединились.

– Мы с мамой живем в Испании: ни ей, ни мне не нравится Англия. Мама говорит, что эта страна отняла у нее ноги.

– Но у вас-то, надеюсь, она ничего не отняла?

– Только время. Для моих сокурсниц каникулы – загадка, всякий раз новая, а я заранее знаю, что буду скучать на Острове. Там сыро даже в мозгах. – Люсия опомнилась, что сказала что-то неуместное, но было уже поздно, оставалось только покрыться румянцем. В сумраке ночи он, к счастью, остался незамеченным.

– Как вы нас лихо раскритиковали! – Дэвид слишком, пожалуй, приблизился к своей собеседнице. Но появившаяся рядом с ними Лиз никак не отреагировала на их длительное уединение. Дэвид спросил у жены, помнит ли она отца Люсии. В больших глазах Лиз мелькнула какая-то тень, и, бросив беглый взгляд на молодую красавицу, она нервно поправила выбившуюся из узла прядь волос.

– Да, конечно. Он хороший музыкант. И очень добрый человек. Ваш отец однажды очень выручил нас, когда мы оказались в сложном финансовом положении.