— Это я не настоящая?! — спросила она, скидывая халатик.

— Настоящая…

— Ну съешь еще кусочек, — опять повторила она, и около моего лица снова появилась ложка.

— Да не буду я! Не хочу!

— Будешь! — внезапно твердым и жестким голосом сказала дива.

Мою голову обхватили как будто клещами, и в мой полуоткрытый от возмущения рот все-таки попало этот подозрительное мороженое. Как я ни крутился, Жанна сумела впихнуть в меня еще три ложки.

Наконец я смог освободить одну ногу, и от мощного толчка девушка отлетела к стене, с глухим стуком врезавшись в нее.

Внезапно я понял, что снова обездвижен, как во сне с Анной Семенович.

С жужжанием и потрескиванием тело Жанны зашевелилось, и она стала подниматься. Через прорехи в коже был виден металлический скелет андроида. С жужжанием и потрескиванием от замыкания она рывками двинулась ко мне, говоря грудным сексуальным голосом:

— Ну съешь еще кусочек!

— А-а-а! Разбудите меня кто-нибудь!!!

Ни ущипнуть себя, ни отбиться я не мог, поэтому сделал то, что первым пришло в голову. Больно прикусил губу.

Над головой был тот же потолок с трещиной.

«Интересно, к чему эти сны? Надо будет сонник почитать!» — ошарашенно подумал я и, вспомнив последствия встречи с Семенович, тут же заорал:

— Сестра, утку!

— Елена Степановна, очнулся наш мальчик, очнулся! — без стука ворвалась в кабинет главврача дежурная медсестра.

— Как он? — вставая, спросила главврач.

— Сразу затребовал утку. С ним сейчас Марья Петровна находится. Обмывает.

— Не успели?

— Да нет, утку вовремя принесли. Сам больной потребовал. Странно как-то это…

— Что именно? — спросила Елена Степановна, выходя из кабинета и закрывая его на ключ согласно инструкции.

— Бойкий он больно. Такое впечатление, что с момента операции не десять дней прошло и из комы он вышел не сегодня, а не меньше месяца прошло.

— Речь не плавает, голова не кружится?

— Говорит, что чувствует себя хорошо. Кроме сильной слабости и обычных послеоперационных болей, с ним все в порядке. Кушать потребовал. Я велела ему каши принести, манной.

— Правильно, если немного, то можно. Но то, что он чувствует себя хорошо, вот это странно, — ответила главврач и постучала в дверь без номера.

— Войдите! — послышалось с той стороны.

Приоткрыв дверь, Елена Степановна сказала не входя:

— Он очнулся, — после чего направилась осматривать пациента.

Через несколько секунд их догнал мужчина лет тридцати в форме сержанта НКВД.

Первой, толкнув дверь, в палату вошла Елена Степановна.

— Нельзя больше, больной, — как раз в это время отобрала у пациента тарелку с остатками каши пожилая санитарка Марья Петровна.

— Можно-можно, — потянулся за едой перебинтованный юноша, но сморщился, вернулся на место и, несколько секунд посмотрев на Марью Петровну жалобными глазами, начал всхлипывать.

Почти синхронно завторила ему Марья Петровна.

— На, покушай, еще немного можно, — наконец не выдержала она.

— Ха, всегда срабатывает, — тихо промурлыкал раненый и снова стал наворачивать кашу. Голос он понизил, но не сильно. Похоже, ему было известно, что санитарка была туга на оба уха, но вот вошедшие его прекрасно слышали.

— Так что скажете, Марья Петровна, к чему этот сон? А? — спросил уже громко больной.

— М-да. Кадр, нам попался… — ошарашенно пробормотала Елена Степановна.