- А скажите, господин большевик-полковник, - заговорил, наконец, генерал Корнилов, - не вы ли хотели превратить войну империалистическую в войну гражданскую, и замириться с германцами?

   - Нет, не мы, - сказал я твердо, - мы категорически против гражданской войны как таковой, считая ее самым страшным бедствием для государства. С этим вопросом вам надо обратиться к господину-товарищу Троцкому, который за подобные взгляды оставлен в новом правительстве без места.

   Я обвел господ генералов внимательным взглядом, - А с германцами нам мириться все равно придется. Ни одна война не может продолжаться вечно. И при заключении мирного соглашения важен только один вопрос, - На каких условиях?

   - Но вы же, большевики, настаиваете на мире без аннексий и контрибуций, - не унимался Корнилов.

   - Лавр Георгиевич, - ответил я, - скажем честно, наша армия сейчас совсем не в том состоянии чтобы чего-нибудь аннексировать и требовать контрибуций. Союзники же уже разделили Россию на сферы влияния, как какую-нибудь африканское королевство. Они ждут не дождутся, когда смута в России достигнет такого предела, когда можно будет беспрепятственно приступить к колонизации наших территорий. Вы, Сергей Леонидович, по роду своей деятельности должны знать о планах наших уважаемых союзников...

   Генерал Марков зыркнул глазами на Корнилова, и мрачно кивнул, подтверждая сказанное мною.

   - Кроме того, - продолжил я, - не стоит путать лозунги и условия мирного договора, публичную политику и дипломатию. Все хорошо в меру. Государство должно уметь отстаивать свои интересы. Вооруженной силой на войне, и дипломатией в мирное время. Иногда хороший дипломат стоит пары-тройки армий.

   Впрочем, давайте оставим дипломатию нашим дипломатам, у них своя работа, у нас своя. Как военные, мы должны думать сейчас о том, чтобы нанести неприятелю такое поражение, после которого он поймет, что лучший для него выход - пойти на мировую.

   - А как же наши союзники по Антанте, - спросил неугомонный Корнилов, - ведь сепаратный мир с Германией, какой бы он не был выгодный для нас, покроет наше Отечество позором предательства.

   - Господин генерал! - я сам не желая того, повысил голос, - Меня прежде всего интересует выгода и польза для России! А если союзники, которые всю войну только тем и занимались, что предавали нас - если хотите, я докажу вам это с помощью документов - останутся у разбитого корыта, то это их проблемы. Помните, как говорил в свое время великий Суворов, который был отнюдь не большевик: "Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека; но я заключал доброе имя мое в славе моего Отечества, и все деяния мои клонились к его благоденствию..." Слова Александра Васильевича стали для меня девизом всей моей жизни. И поэтому обида разных там Черчиллей и Ллойд-Джорджей, Пуанкаре и Клемансо, меня интересует в последнюю очередь...

   Генералы слушали меня с нескрываемым одобрением. Один Корнилов остался недоволен всем мною сказанным. Но я и не рассчитывал его уболтать. Уж больно он был упертый. К тому же, похоже, англичане крепко держали его за жабры. Бог с ним, можно обойтись и без него, главное же было то, что мы теперь, похоже, без приключений доберемся до Питера. Как бы Корнилов не относился к новой власти, на конфронтацию со своими бывшими сокамерниками он вряд ли пойдет...

   Окончательно определившиеся со своей позицией генералы, засыпали меня вопросами чисто практического свойства: как, какими силами, на какую глубину, сколько орудий, и какого калибра на одну версту фронта...

   Короче говоря, мой разговор с ними продолжался до обеда. Генералы ушли в здание тюрьмы, а я стал организовывать перевозку сидельцев до станции в Могилеве.