Найдя внутри станционного домика дверь с табличкой "военный комендант, штабс-капитанъ Кудреватовъ", он сначала постучал, а потом сунул внутрь голову, - Здравия желаю, господин штабс-капитан, - с легкой хрипотцой сказал Сергей, - я к вам от Николая Михайловича...
Услышав пароль, Кудреватов вздрогнул. Он совсем не хотел угодить в историю, и надеялся, что этот проклятый поезд с минуты на минуту уберется с его дистанции. Но видно, что там, в Петербурге, уж очень спешили, и сумели перехватить Романовых. Штабс-капитан не хотел впутываться в политику, но считал невозможным не исполнить приказ вышестоящего начальства. Совершенно непонятно, что будет дальше, но теперь ему придется сделать то, что требовала от него присяга. Царя Николая, отрекшегося от престола в феврале, штабс-капитан считал обычным дезертиром, недостойным жалости. Сам бы он никогда не пошел на то, чтобы спасать гражданина Романова от опасности. Но приказ есть приказ.
Вздохнув, штабс-капитан произнес, - Они здесь, молодой человек, третий путь, второй вагон от головы поезда... Сопровождают комиссар и двадцать солдат охраны.
- Благодарю вас, ваше благородие, - быстро сказал Сергей, закрывая за собой дверь, - приятных вам снов.
Штабс-капитан хотел было сказать, что никаких "благородий" после того проклятого "Приказа N 1" больше нет, но его ночной визитер уже исчез.
- Какой он к черту рядовой, - подумал штабс-капитан, укладываясь на кожаный диван в своем кабинете и укрываясь шинелью, - скорее, вольноопределяющийся, или офицер из фронтовиков. Шрам на лице, взгляд, манеры, голос... А шинель рядового только для отвода глаз.
Ворочаясь на жестком диване, штабс-капитан попытался заснуть. То, что сейчас будет происходить на этой станции, его не должно волновать.
Выскочив из домика коменданта и убедившись, что за ним нет слежки, рядовой Селиверстов, непроизвольно поправив скрытую гарнитуру, почти дословно повторил сообщение штабс-капитана, - Товарищ старший лейтенант, они здесь, третий путь, второй вагон от головы. Семью царя сопровождает комиссар и двадцать солдат охраны. Возвращаюсь. Конец связи.
Сразу после сообщения Селиверстова в эшелоне все пришло в движение. Спецназовцы одевали экипировку, проверяли оружие и снаряжение, наносили на лица устрашающий боевой грим.
Старший лейтенант Бесоев постучал в дверь каюты контр-адмирала Пилкина, - Господин контр-адмирал, наш выход. Публика в сборе, музыканты готовы, пора начинать.
Через несколько минут контр-адмирал вышел, при полном параде, в застегнутой на все крючки шинели, фуражке и при контр-адмиральских погонах. По прошлым временам красавец, а по нынешним - откровенный безумец, попытайся он вот так выйти на улицу. Разорвут на части, причем не какие-то там кронштадтские или гельсингфорские "братишки", а самая, что ни на есть либеральная "тилигенция".
Подняв глаза, контр-адмирал вздрогнул. Он впервые видел спецназовца XXI века в полной экипировке и при ночной боевой раскраске, - Господи, господин поручик, - тяжело вздохнул он, - во что вы себя превратили!
- В ужас, летящий на крыльях ночи, - завывая проговорил старший лейтенант Бесоев, - Владимир Константинович, - сказал он, на этот раз уже серьезно, - Поймите, что это всего-навсего наша рабочая экипировка.
-- Но ведь там женщины, - воскликнул Пилкин, - Александра Федоровна и ее дочери. Вы же их напугаете до смерти! У меня вот сердце от неожиданности, екнуло, а что говорить о дамах и девицах...
- А еще там, господин контр-адмирал, имеется такая редкостная сволочь, как комиссар Временного Правительства Панкратов и двадцать солдат-обормотов, наверняка лично отобранных этим комиссаром, причем критерием отбора стала личная ненависть их к царской фамилии. |