Высокий худой человек в солдатской шинели и фуражке, перепоясанный офицерской портупеей, и до взвода солдат весьма грозного вида, вытянувшихся цепью вдоль перрона, во главе с таким же внушающим почтение офицером. Причем, что интересно, все при погонах и прочих регалиях, от чего тут многие отвыкли. Даже Вдовствующая Императрица Мария Федоровна величественно оторвалась от своего кресла, чтобы глянуть на гатчинские чудеса. Наконец поезд остановился. Конечно, на перроне не было ни красной дорожки, ни духового оркестра с приветственным маршем. Но тут уж ничего не поделаешь - какие времена, такие и нравы.

   Мария Федоровна маленькая и сухонькая, величественно кивнула остолбеневшему Задорожному, и осторожно шагнула на перрон Гатчинского вокзала. Все это происходило в полной тишине, без духового оркестра и приветственных возгласов. Лишь устало пыхтел паровоз, да где-то за пределами вокзала затарахтел мотор авто. Цок, цок, цок - простучали по брусчатке каблучки высоких дамских ботинок.

   - Добрый вечер Ники, - кивнула она старшему сыну, - добрый вечер Мишкин, - второй кивок достался младшему, добрый вечер Аликс, - Мария Федоровна сухо поздоровалась с невесткой, - кто-нибудь может мне объяснить, что тут, в конце концов, происходит? А то наш Харон, - она мотнула головой назад, в сторону выглядывающего из вагона Задорожного, - и сам ничего не может понять.

   - Дорогая МамА, - почему-то вместо Николая ответил Михаил, - могу тебя заверить, что не все так плохо, как кажется, но и не так хорошо, как хотелось бы, - после этих слов, он покосился на стоящего рядом высокого худого человека, - Позволь представить тебе Феликса Эдмундовича Дзержинского, народного комиссара, а по старому, министра внутренних дел в большевистском правительстве господина Сталина. Именно ему поручено обеспечивать нашу безопасность, и наше благопристойное, с точки зрения господ большевиков, поведение.

   После этих слов, Дзержинский галантно приложил пальцы к фуражке, поприветствовав свою бывшую императрицу. Все же шляхетские манеры у него остались в крови. К тому же тетушка Дзержинского по матери, Софья Игнатьевна Пилляр фон Пильхау, была фрейлиной Вдовствующей императрицы.

   На лице Марии Федоровны, больше похожей на маску Сфинкса не дрогнул ни один мускул, но зато где-то в вагоне, раздался истерический женский вскрик, и шум рушащегося в обморок тела. Тишина, занавес.

   - Ясновельможная пани Мария, - начал Дзержинский еще раз приложив руку к фуражке, - от лица советского правительства заверяю вас, что ни вам, ни вашим близким ничего не грозит. Если ваши сопровождающие были с вами неоправданно грубы, то мы с ними, конечно, разберемся. А сейчас вас ожидают несколько авто, для того чтобы отвезти вас в Гатчинский дворец, который решено сделать местом постоянного проживания вашей семьи.

   - МамА, - добавил свои пять копеек Великий князь Михаил, - если бы министры Ники были бы хоть вполовину так хороши, как наркомы господина Сталина, то ничего бы с Империей не поделалось бы, стояла бы себе еще сто лет.

   Величественно кивнув Дзержинскому, Мария Федоровна ответила, - Благодарю вас за заботу, господин Дзержинский. Ваши люди были предельно милы и вежливы, насколько это возможно при их происхождении и обязанностях, - затем, подарив по благосклонной улыбке своим сыновьям, и даже невестке, которых в Ай-Тодоре уже мысленно похоронили, бывшая императрица развернулась и направилась обратно в вагон.

   24(11) октября 1917 года. 12:00. Швеция. Стокгольм. Васапаркен.

   Полковник СВР Антонова Нина Викторовна.