Изменить размер шрифта - +
 — Эдда судорожно вдохнула: — Надя, ты любишь Алена?

— Я… думала, что люблю. — Она опустила глаза. — Он сложный человек, Эдда. Замечательный доктор, но…

Надя не могла продолжать. Если сказать Эдде о своем открытии, это причинит ей сильную боль.

— Все в порядке, моя дорогая. Я знаю, о чем ты умалчиваешь.

— Не знаю, понимаю ли я вас.

— Ален Смит — на самом деле не Ален Смит.

— Вы знаете? — недоверчиво прошептала Надя. — О Георге Лейтоне и о том, что он сделал?

Эдда кивнула.

— Как, очевидно, и ты.

Надя едва не расплакалась.

— У меня было ощущение, что я откуда-то знаю Алена, но не могла вспомнить. Когда телевизионный продюсер сказала мне, что Ален противится съемкам фильма, меня разобрало любопытство.

— И будучи компетентной газетчицей, ты обнаружила правду.

Надя кивнула и спросила:

— А как узнали вы?

— Я была членом комитета, который выбирал стипендиата из присланных Гарвардом кандидатур. Когда Николас поехал в Гарвард, чтобы переговорить с кандидатами, я сопровождала его. Нам понравился тот человек, и мы решили, что он станет хорошим доктором для нас.

— Но несколько лет спустя, когда приехал не тот, кого вы выбрали, почему вы промолчали?

— Из-за Николаса. Однажды он попросил меня не предпринимать ничего, пока я не буду уверена в фактах. Факты я собрала. Помнишь, я же библиотекарь? Я тоже умею проводить расследования;

— Вы могли бы известить правоохранительные органы, его бы задержали и судили.

Эдда кивнула.

— Я могла бы сделать все это, и таково было мое первое намерение.

— Но вы так не поступили…

Эдда тряхнула головой.

— Миртл отчаянно нуждался во враче. Смерть моего дорогого Ника подтвердила это. А то, что я знала о Георге Лейтоне, свидетельствовало, что он должен стать отличным хирургом.

Надя вздохнула.

— Ален знает?

Лицо пожилой женщины потемнело.

— Нет. Я поняла, что настоящий Ален Смит не сказал своему другу Георгу о том, что познакомился со мной, но, видимо, сказал о смерти Николаса. Иначе доктор Лейтон вряд ли попытался бы занять место своего погибшего друга.

— Но через несколько лет вы стали друзьями, и даже тогда ничего ему не сказали. Почему?

— Если бы я сказала, он не остался бы здесь. Его совесть не позволила бы ему, поэтому я и хранила молчание… Я знаю, о чем ты думаешь, моя дорогая. Но на самом деле я не была безответственной. Я знала, что рисковала жизнями, храня молчание, поэтому следила за нашим новым доктором долгое время. И до сих пор у меня не было причин сожалеть о своем молчании.

Выражение ее лица стало таким же нежным, каким оно было, когда она вспоминала своего мужа.

— Мы действительно подружились. Он все чаще приходил ко мне. Справиться о моем здоровье и был очень внимателен. Но мне кажется, ему необходимо было общаться с кем-то, кто показывал бы ему, что принимает его за честного, достойного доверия человека, которым он так старался стать.

Надя заморгала, борясь со слезами. У нее тоже возникло похожее чувство. Особенно когда он сжимал ее в объятиях.

— Он так старался исправить ту свою ошибку и загладить вину, Надя. Многие часы он посвящал пациентам, часто не ожидая никакой оплаты. Иногда, до того как он уговорил доктора Стикса переехать сюда, он приходил ко мне таким усталым, что засыпал на том стуле, на котором сейчас сидишь ты, посредине разговора.

— Я знаю, — прошептала Надя. — Он засыпал так и у меня.

Эдда ответила печальной улыбкой.

Быстрый переход