Надя кивнула.
— Я не могла понять, почему ты так противишься известности, особенно когда это может принести выгоду городу.
— Я боялся, что кто-то узнает меня.
— Ну конечно.
Боль в голосе Нади мешала ему сосредоточиться. Выигрывая время, Ален подошел к ящику у двери, собрал остававшиеся там дрова и подбросил их в огонь. Когда дрова разгорелись, он набрался храбрости и снова взглянул на нее.
— Тебе нетрудно было сложить кусочки головоломки.
Надя принесла кофейник и две кружки, поставила их на стол и села. Ее рука так дрожала, что она пролила кофе…
— Позволь мне… — Большая ладонь Алена накрыла ее руку и помогла ей налить кофе. Он взял свою кружку и прислонился плечом к стене. — Как много ты знаешь?
— Достаточно. Я бы сказала, даже слишком много. — Надя попыталась рассмеяться, но ей это не удалось. — Начав складывать головоломку, я позвонила в «Глоуб» и другие газеты.
— Весьма профессионально. Твой отец мог бы тобой гордиться.
Она рассказала о поиске в архиве газеты, о старых фотографиях и о потоке памяти, вызванном ими.
— К несчастью, у тебя незабываемые глаза, — добавила она. — Красивые, печальные и такие удивительно мягкие…
— Проклятие бабушки-ирландки, — отозвался он и сделал несколько глотков еще горячего кофе.
— Это все, что ты можешь сказать?
Человек, который сливался с ней в любовном экстазе, исчез. Его заменил ледяной, сухой незнакомец.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я не Георг Лейтон-четвертый? Что не я наглотался таблеток, когда оперировал двадцатидвухлетнюю будущую мать и убил ее и ее нерожденного ребенка? Что не мой скальпель перерезал артерию, которую я не увидел?
Лицо Алена исказилось.
— Все это правда, к сожалению. И если бы я явился на суд присяжных, они осудили бы меня. Иногда я жалею, что этого не случилось. Когда ты собираешься написать об этом? — спросил он, отвернувшись к окну. — А может, именно поэтому ты и звонила? Чтобы я прочитал сегодняшние заголовки?
У Нади перехватило дыхание.
Ален стоял не шевелясь, с окаменевшим лицом и потемневшими глазами.
— Ты приехала сюда в надежде, что я скажу, что это все ошибка? Плохой сон? — Его лицо исказила гримаса. — Я виновен в убийстве, хотя и неумышленном. И в использовании имени друга, погибшего в автокатастрофе, так как хотел избежать тюрьмы.
Надя встала из-за стола и молча направилась к ящику у двери. Ее руки не тряслись, когда она обувала сапоги и натягивала шубу. Обернувшись, она заметила, что он безучастно наблюдает за ней.
— Скажи мне одну вещь, прежде чем я уйду, Ален или Георг, или как там тебя зовут. Как мне объяснить маленькой девочке, полюбившей тебя, то, что ты сделал?
Ален дернулся, но ничего не ответил. Да Надя и не ждала от него ответа.
Он наблюдал в окно, как она идет к машине. Она плакала, содрогаясь всем своим маленьким телом. В ее фигуре ощущалась такая безысходность. Более достойный мужчина не довел бы ее до такого состояния.
Пару минут она грела двигатель и потом уехала.
Надя посмотрелась в зеркало: на нее глядела другая женщина, не та, которую она видела здесь в последний раз. Тогда она только поднялась с постели после ночи любви с Аленом. Ее щеки были нежно-розовыми, а сердце полно трепетных надежд. Сейчас же Надя чувствовала себя пустой. Использованной.
И все же она собралась, выпрямила плечи и покинула ванную комнату.
Просмотрев первые оттиски номера, Надя решила позвонить Эдде и пригласить ее на завтрак. Они позавтракают в кафе «Наполи», три современные, самонадеянные женщины, ну две с половиной. |