Негромкое покашливание заставило меня пробудиться от собственных мыслей, справа стоял епископ Иерофан, с улыбкой глядящий на иерархов, на стенах собора висели разнообразные образы, иконы. Вот только глядеть на них не хотелось, не лежит душа созерцать всех этих угодников и великомучеников, похожих друг на друга словно близнецы.

    Прежде чем начать сам Собор иерархи должны были отстоять службу, а вместе с ними и мне предстояло мучаться, все-таки нам предстоит решить действительно серьезный вопрос. Одна беда, все эти заунывные речитативы у меня ничего кроме зевоты не вызывают, никакого священного трепета, экстаза не возникало, даже обычное любопытство, присущее каждому человеку, кому-то в большей, а кому-то в меньшей степени, быстро пропало. Еле-еле удается сдерживать очередной приступ зевоты, причем, чем дальше, тем утомительней и упорней шла борьба с собственным ртом, того и гляди норовивший открыться в самый неподходящий момент. Так что само богослужение для меня прошло в борьбе с самим собой.

    Как это бывает, почти все собравшиеся в Успенском соборе испытывали некое вдохновение после службы, от большинства епископов разливались во все стороны волны спокойствия, заставляя меня уверовать в положительную реализацию своей задумки. Да и зачем ссориться, ругаться всем им, в такой то день? Ведь не абы кого выбирать придется, а целого патриарха!

    Да и в умах сердобольных иерархов должны быть мысли о том, что все они братья одного сана, все достойны и недостойны одновременно, все-таки все мы люди, значит и грешны мы перед самими собой. Следовательно какие свары могут быть, если выберут одного наиглавнейшего из своего круга?

    Да, наивен я был думая так, очень наивен, ведь предупреждал меня епископ Иерофан, мол не торопись надо к этому делу спокойней, рачительней подойти, да вот только не послушал я его, что ж теперь придется самому все это расхлебывать, благо что ключи к душе каждого найти можно. Тем более что после почти пяти часовой службы все иерархи разошлись по отведенным им покоям, так что завтра они должны прийти на Собор в приподнятом, умиротворенном состоянии. Ну не могут же столь светлые головы, как иерархи церкви за один день изменить своему покою души, да и польза от службы испариться не должна.

    А ведь как все хорошо сначала начинался Архиерейский собор. Все шло чинно, мирно, никакой суеты, одна благодать. Казалось бы, торжественная молитва принесла в умы архиепископов, митрополитов некое просвещение, помогающее им избрать достойнейшего среди равных. И вроде все к этому и шло, речи хвалебные лились рекой, все ближе и ближе подступаясь к главному вопросу – избранию патриарха.

    Вот только Удача, зараза частенько спину свою показывает, будто насмехаясь над тобой, в самый последний момент принося разлад в казалось бы, столь четко выверенные планы. Приглядишься и можешь увидеть вместо легкой походки, напряженную спину хищника, готового в случае нужды атаковать любого покусившегося на принадлежащее ему добро.

    Я сам на выборах присутствовать не мог, хоть и царь, а все-таки мирянин, стало быть, должен смиренно отступить в сторонку и покорно ждать окончания «съезда». Ибо выбор, который сделают духовные отцы, священен. Однако свои способы узнать нужное мне были и у меня, все же думаю я в первую очередь не за себя, а за покой русского человека, так что думаю ничего плохого от одного, двух взглядов на творящееся священнодействие не случится.

    Кандидатура епископа Иерофана, кое-как нашедшего лазейку в строгом законе о выборе патриарха вызвала нездоровый ажиотаж. Хотя с самим-то предложением все было в порядке. Незадолго до начала Архиерейского Собора мне пришлось лично пообщаться с местоблюстителем патриаршего престола, митрополитом Московским и Всея Руси – Стефаном Яворским, дабы он сам выдвинул кандидатуру еще относительно молодого претендента на клобук и посох.