Драгуны Меншикова занятые переправкой продовольствия к театру военных действий на дунайском побережье временно выбыли из рядов кавалерии, а это почти семь тысяч регулярной армии, седьмая часть как никак, но не это главное. Сейчас важно запастись терпением и ждать вестей с Крыма и Кубани, а так же дождаться прихода корпуса князя Долгорукого из Польши, вместе с обещанными 10 тысячами воинов Августа. Да и рекруты обоих княжеств, сражающиеся за свою свободу от гнета султана не мало важны, особенно когда подкрепления подтянуть в этот район крайне проблематично, не Россия же, в самом то деле.

    Гарац, большой приятный город стоял на берегу Дуная, густонаселенный, но крайне плохо защищенный от нападения мог бы стать превосходной ловушкой для любой армии, захотевшей расквартироваться в нем.

    Поэтому собственно армия и находилась в сорока верстах ниже по течению, в краях мало задетых весенним нашествием саранчи и одновременно с этим довольно благообразных для удачной переправы в течение трех-четырех дней, на случай срочного изменения планов войны. Полевая крепость росла как на дрожжах, артиллерия, экономя снаряды и порох сделал пробную пристрелку по заданным секторам, замолчала в ожидании врага.

    - Левой! Левой! Раз, раз…– голоса сержантов далеко разносились над импровизированным плацем, утоптанным тысячами армейскими сапогами за последние четыре дня.

    Между тем генералы и полковники, разбив свои полевые шатры, в расположении своих частей каждую свободную минуту посвящали обработке получаемых от лазутчиков данных. Со дня на день в поле зрения дальних дозоров должна появиться, эта разношерстная армия визиря. И в довершении к этому в славянских землях Османской империи уже несколько месяцев проходят организованные восстания против мусульманского ига, под чистую, вырезая слабые гарнизоны черногорских поселений.

    Кампания турок начинается не самым приятным образом. Воевать на три фронта для империи сейчас верх расточительства, а при поражении армии великого визиря последствия для империи не сможет представить и сам султан.

    - К вам, ваше величество его высокопреосвященство патриарх Иерусалимский…

    В мой шатер, поздно ночью, при свече толстых восковых свечей и масляных лампадок вошел мой камердинер, тихо шепнув мне о тайном прибытии столь высокопоставленного лица.

    Кивнув, я убрал со стола листы с тактическими схемами, достал початую бутылку вина, плеснул немного в стаканы перед собой и замер, водя пальцев по дужке золотого кубка…

    Через минуту полотняная дверь откинулась в сторону, и под покровом темноты в мой шатер вошел облаченный в темный плащ мужчина в преклонных годах. С улыбкой на устах я приподнялся, слегка поклонился, соблюдая правила приличия, все-таки не абы кто передо мной, сам патриарх Иерусалимский, насколько правда он похож на себя с портрета судить мне рановато, темно знаете ли.

    - Я очень рад, ваше величество, что вы так быстро смогли меня принять,– с какой-то опаской тихо сказал патриарх, как бы между делом протягивая мне свою ладонь для поцелуя. Алые рубины сверкнули в свете факелов и медных лампад.

    Я же только протянул свою руку на встречу, слегка сжал пальцы и… все, на большее пускай не рассчитывает. Не хватало только русскому царю руки не пойми кому целовать!

    - Я тоже рад тому обстоятельству, что могу лицезреть патриарха иерусалимского Хрисанфа, но вот как и для чего вы здесь, ваше высокопреосвященство? В такую темень прийти в сей лагерь…

    - Но ведь я отписывал вам, ваше величество, что обстоятельства требуют не огласки сего шага,– попытался оправдаться патриарх.