Изменить размер шрифта - +
Вдобавок он обещал всем избирателям и ветеранам — Брандт сделал особое ударение на слове «ветераны» — все, что они пожелают и чего только могут пожелать. Благодарная аудитория стоя поддерживала его радостными криками, от которых сотрясалась крыша. Он нарисовал всем собравшимся настолько блистательные перспективы, что солнце казалось тусклым по сравнению с ними.

Майклу показалось, что прошел целый час, пока председатель смог добиться порядка и представить его. Когда он вышел к самому краю сцены, толпа начала свистеть. Сначала он рассмеялся и стал ждать, пока страсти улягутся. Но свист распространился по всему залу; потом раздалось мяуканье, крики и гудение.

Майкл почувствовал, что начинает бледнеть. Он посмотрел на часы. Две минуты! Три! Четыре! Пять! Он боялся, что злость не даст ему говорить, когда наступит его время выступать. Зал начал утихать. Нет. Снова начался свист. Что ему делать? Делать! А что сделал его предок, когда оказался в центре урагана, грозившего разрушить его корабль и уничтожить весь экипаж? Разве он побледнел? Нет, адмирал погрозил волнам кулаком и громко бросил им вызов. Неужели его потомок окажется слабее? Майкл ударил кулаком по трибуне с такой силой, что она затрещала. И он закричал, перекрывая весь этот галдеж:

— Черт побери! Выслушайте меня!

 

ГЛАВА 21

 

Мяуканье оборвалось. Свист затих. Сотни глаз с удивленным вниманием замерли на побледневшем человеке, стоявшем на сцене.

Сидевшая в первом ряду на балконе Соня, от охватившего ее волнения затаила дыхание. В зале стало так тихо, что было слышно, как капли дождя стучат по окнам. Начнется ли шум снова? Способны ли эти кричащие, свистящие существа понять такого человека, как Майкл Фарр? Его бледное, неподвижное лицо заставляло Сонино сердце биться с удвоенной силой. Она любила его за мужество, за силу и еще… за его улыбку. За то, как он улыбался сейчас, уверенно глядя на то, что секунду назад было глумящейся, кричащей толпой.

Она сидела прямо, сложив на коленях руки. Они обидели, освистали его — и это уже произошло, — а он сказал им, чтобы они слушали его. Станут ли они?

Они слушали. Слушали внимательно. Напряжение Сони постепенно спало, когда она поняла, что все лица в зале повернуты к Майклу. Люди вытягивали шеи, задирали головы, чтобы лучше видеть оратора.

Он говорил им, что оставил вопросы налогообложения, льготных выплат и других законопроектов для более опытных кандидатов. Он объяснил, почему уверен, что сможет помочь в борьбе с преступностью, помочь подготовить федеральные законы, запрещающие перевоз в другие штаты украденного, законы, подводящие грабежи банков под федеральную юрисдикцию, законы, делающие наказания более мягкими, но четкими. Он говорил им, почему считает, что не зря потратил время и силы, разъезжая по домам налогоплательщиков, что понял — все они сидят на дремлющем до поры до времени страшном вулкане.

Без преувеличений, без трагических подробностей, без всякого нажима он заставил их понять и осознать, сколько преступлений совершается на их глазах. Он заставил их почувствовать ужас отцов и матерей, которым угрожают; горе родителей, которые теряют своих детей; тревогу жен о своих мужьях; отчаяние мелкого бизнесмена, которого облагают данью.

Двадцать минут толпа напряженно слушала его. Когда он закончил речь, потолок рухнул от оваций. Соня обмякла от радости. Филлис Д'Арци сказала, обращаясь к соседям:

— Разве Майкл не замечателен? Не дожидайтесь меня. Я на своей машине отвезу его домой.

Сонино счастье мгновенно испарилось. Джейн Нэш схватила ее под руку. Глядя на стройную белую фигуру, пробиравшуюся к выходу, она фыркнула.

— Тоже мне высказалась: «Разве Майкл не замечателен?» — она ни слова не поняла из того, о чем он говорил. Послушать ее, так успех нашего молодого оратора — целиком только ее заслуга.

Быстрый переход