Майкл понимал, что это было не совсем правдой, но ему как-то надо было войти. А решение он уже принял.

— Я передам ей. Подождите, я спрошу, может быть, она сможет встретиться с вами.

Держа руки в карманах, Майкл стоял посреди комнаты и оглядывался вокруг. Белые французские шторы на окнах и белые стены; серебристые и белые занавески и желтые розы в плоских золотых чащах; слоновая кость на некрашеном полотне и белый ковер; стулья и кушетка, обитые белым бархатом; стеклянный шкафчик с редкими золотыми монетами; столики из красного лака; портрет человека с опущенным веком в белом костюме — это его дед, нарисованный в бытность свою послом в Испании. Дверь на террасу была открыта, и солнечный свет отбрасывал на плитки пола тени шевелящихся на ветру растений. В другом конце комнаты, перед ажурными лаковыми дверьми, ведущими в спальню, стоял антикварный стол с полками, на которых были расставлены древние стаканчики для игры в кости.

«Действительно эффектно», — подумал Майкл. Декоратор оформлял все эти комнаты под руководством Филлис. Он не заглядывал сюда с тех пор, как здесь поселилась тетя. Почему бы эту комнату…

— Мисс Серена просит вас войти, мистер Майкл. Скрипящий голос Бэйтс прервал его мысли. Следуя за ее гренадерской фигурой, он вошел в будуар, где преобладали фиолетовый, розовый и серебристый цвета. В центре комнаты в плетеном кресле лицом к зеркальной стене сидела женщина в белом. Около зеркала стоял столик из стекла и хромированного металла, весь уставленный баночками и пузырьками. Белая лента, опоясывающая лоб женщины, подчеркивала четкие линии и правильную форму ее носа. Такая же лента обвивала ее шею так плотно, что Майкл засомневался, в состоянии ли она говорить. Ее чистые синие глаза внимательно следили за его отражением в зеркале. Фиолетовые тени, наложенные вокруг глаз, безукоризненно соответствовали фиолетовому цвету стен. Бэйтс судорожно поправила свои волосы и вышла, закрыв за собой дверь.

— Да, Майкл, — голос Серены Фарр был удивительно живым, учитывая то, как туго была завязана лента под ее подбородком. — Ты единственный человек на земле, кому я могу позволить видеть себя в таком виде. Что случилось? Опять снизились дивиденды, или Гай снова что-то натворил?

По ее тону чувствовалось, что она настроена решительно.

Следовало обращаться с ней поделикатней.

— Ничего, если я закурю?

— Конечно. Я бы присоединилась, но Бэйтс так туго завязала эту повязку, что даже разговаривать трудно.

— Зачем вы себя так мучаете? Вам это совсем не нужно. Вы и так выглядите на миллион долларов.

— На миллион лет! Иногда и я так думаю, но пока еще отношусь к себе уважительно. Я не собираюсь выглядеть старой развалиной, пока у меня сохранится хоть капелька мозгов. Но ты ведь ворвался сюда вовсе не для того, чтобы говорить мне, как я молода и привлекательна, не правда ли?

— Да, но вы все равно замечательно выглядите, Серена.

Майкл кинул сигарету в камин; затем, неожиданно поняв, что это лишь электрическая имитация углей, быстро выловил окурок и погасил его в пепельнице.

— Дивиденды не снизились, но Гай… Я только что видел его сына.

— Его что? — спросила она, резко выпрямившись на стуле.

— Его сына. Его ребенка.

— У тебя за пазухой больше не спрятано никаких новостей, Майкл? Если есть что-то еще, говори сразу. Не надо устраивать спектакль. Откуда ты это узнал? Может быть, это шантаж? Хотя он мог натворить, что угодно. Он такой волокита! Где он сейчас? Что он сам говорит об этом?

— Он на пути в Южную Америку, где густые джунгли и прибой, и мягкий тропический ветер обвевает со всех сторон.