Изменить размер шрифта - +
Каждое помещение в Норде, предназначенное для проживания воспитанников, было снабжено специальной системой контроля режима дня — прививание детям и подросткам дисциплины автоматизировали — при нажатии кнопки комната в зависимости от времени суток трансформировалась, подсказывая ребёнку, чем именно ему следует в данный момент заниматься. Кровати по утрам издавали особый звуковой сигнал — это означало «пора вставать» — а специально для лежебок был разработан весьма остроумный механизм, наклоняющий кровать вбок в том случае, если некто оставался нежиться под одеялом дольше пятнадцати минут после звучания сигнала. А когда соня всё же вынужденно покидал свою кровать, она автоматически складывалась и, поднимаясь наверх, помещалась в предназначенную для неё нишу в потолке. Таким образом полностью исключалась возможность просыпания детьми занятий — время поднятия кроватей заносилось в программу управления комнатой и регулировалось в зависимости от расписания. Время отхода ко сну тоже было зафиксировано — когда оно наступало, первым делом автоматически складывался и задвигался в свою нишу компьютер, затем специальный сканирующий щуп, напоминающий торчащую из стены мифическую руку, бережно собирал по комнате и складывал в запирающийся ящик все мобильные устройства: телефоны, электронные книги, игровые панели и прочие мелкие гаджеты. После этого совершенно ненавязчиво зажигался свет в душевой, дверь туда гостеприимно приоткрывалась — вошедший туда воспитанник обнаруживал на полочке зубную щетку, полотенце и свежий баллончик моющей пены. Пока он осуществлял нехитрые гигиенические манипуляции, опускалась кровать, зажигался ночник, автоматически закрывались жалюзи на окне — «пора спать».

Сейчас огромное спроецированные на стену изображение циферблата часов показывало четыре — время выполнять домашнее задание, поэтому — Онки состроила недовольную гримаску — на компьютере открывались только учебные программы, и в сети были доступны только образовательные сайты. Это отсутствие выбора порою не могло не казаться угнетающим. Именно сейчас Онки хотелось войти в Игру. Она села к столу, подперев рукой голову. Уроки делать было лень, за окном распласталось нежно-голубое чистое осеннее небо. Онки взяла куртку и, не обратив внимания на учтивое предупреждение интерактивного наставника, что этот час отведен для занятий, тихо покинула комнату. Несмотря на позднюю осень на улице было ещё тепло. Огромный парк, предназначенный для прогулок воспитанников, был частью загородного музейного комплекса, в конце его главной аллеи располагался великолепный мраморный дворец; несколько лет назад он был закрыт для реставрации внутренних помещений, которую, по-видимому, так и не начали… Старшеклассники любили приходить в это готически прекрасное уединенное место, сидеть на широких ступенях парадной мраморной лестницы, читать стихи, бренчать на гитарах и познавать тайком сладость первых поцелуев.

Онки шла среди редеющих крон парковых деревьев. Силуэт дворца просматривался среди ветвей, башни, портик, изящная белая колоннада. Она рассчитывала побить одна в этот час, среди осенней тишины, гладкого камня, каштанов и кленов, практически лишенных листвы… Внезапно она остановилась. На дворцовом крыльце находились двое. Приглядевшись, Онки с удивлением узнала наставника Макса и профессора Ванду Анбрук. Оставшись стоять в полусотне шагов от мраморной лестницы, не решаясь ступить ни шагу дальше, девочка невольно стала свидетелем чужого уединения. Ванда в чёрной шляпке с пером, в длинном пальто, строго подпоясанном на тонкой талии, с изящной чёрной тростью в руке, стояла, подняв голову и глядя на Макса, стоящего на несколько ступеней выше; Онки не могла слышать, что они говорят, но судя по смущенно-радостному, розовому, как рассвет, румянцу на лице юноши беседа была интимной… Опавшие листья на широких мраморных ступенях — золотистые, оранжевые, красные — яркие пятна на белом — служили восхитительным обрамлением любовной сцене.

Быстрый переход