Николай Леонов. Мы с тобой одной кровиГуров – 15
“Мы с тобой одной крови – ты и я”.
Пролог
Верочка, девушка хорошенькая, пытавшаяся держаться строго и независимо, встретила мужчин в крохотной приемной, которая являлась ее, секретаря, владением, собралась было произнести заготовленные слова, всхлипнула и, чуть ли не рыдая, забормотала: – Значит, правда? Вернулись! Лев Иванович, дорогой! – Вероника! – Орлов пытался смотреть грозно. – С фронта вернулся? Из тыла врага выбрался? Прогулялся кот по помойкам и на хаузе! – Он распахнул тяжелую дверь своего кабинета, глянул на Гурова. – А ты женись разом на всех девках моей конторы, и покончим с вопросом раз и навсегда! – Верунчик, ты чего? – Гуров обнял девушку за плечи. – Петр мужик свой, умный к тому же, а иные люди неизвестно что подумать могут. – Никто про вас ничего не подумает! – Верочка вырвалась, прошла к своему столу. – Кофе сейчас будет! Гуров молча кивнул, прошел в кабинет Орлова, занял свое привычное место у окна. Они работали вместе около двадцати лет, были близкими друзьями и знали друг друга настолько хорошо, насколько одному человеку дано понять человека другого. Орлову было без нескольких минут шестьдесят, невысокий, склонный к полноте, но крепкий. Непропорционально большая голова с шишковатым лбом, бровки белесые, глазки небольшие, упрятанные, нос бульбочкой, который Орлов непрестанно трет, словно желает придать ему другую форму. В общем, внешностью он не удался. В штатском костюме, который носил ежедневно, – генеральский мундир надевался в случаях неординарных, – Орлов походил на мастерового невысокой квалификации. Гуров был внешностью в точности наоборот. Высокий, статный, от чего казался еще выше, всегда элегантно одетый, коротко стриженный, с безукоризненным пробором, виски начали седеть, в широко распахнутых глазах, то голубых, то серых, постоянная насмешка, адресованная в первую очередь самому себе. Гуров отлично знал, что красив и элегантен. Относился к своей внешности философски, порой говорил: мол, черт с ним, с этим Гуровым, у него масса и других недостатков. И был абсолютно прав – недостатки наличествовали в избытке. Так, в Гурове всего было через край, не помещался он в отпущенной богом оболочке, поэтому люди, окружавшие полковника, либо его обожали, либо ненавидели, равнодушных рядом никогда не было. Такие разные, они встретились в МУРе, когда одному было за двадцать, другому под сорок. Невзлюбили друг друга, но известно: вода камень точит. А как однажды сказал Орлов: “Сыщик – не профессия, а диагноз”, и, “чтоб не пропасть поодиночке”, они стали друзьями. Орлов расстегнул мундир, ослабил галстук, вздохнул, кашлянул и сказал: – Между прочим, моя контора не проходной двор, господин полковник. Слезь с подоконника и не смотри в окно. Гуров согласно кивнул, достал сигареты. – Слышал, твоего зама прокуратура в камеру пригласила... – Кажется, еще вчера ты был худенький, голубоглазый, наивный, – перебил Орлов и взглянул на часы. Верочка принесла поднос с кофе. Генерал увидел, что чашки три, спросил: – Станислав? – Он делал ударение на втором слоге, что придавало имени иностранный оттенок. – Зови. Девушка дернула плечиком, насмешливо хмыкнула, расставляя чашки: ведь их было три, все ясно без слов. – Разрешите? Здравия желаю! Явился, прибыл, готов служить! – выпалил чуть ли не в одно слово Станислав Крячко, переступая порог. – Входи, присаживайся, рад видеть, – в тон пришедшему ответил генерал. |
