Максим Шахов. Мы ударим первымиКоманда – 3
ПРОЛОГ
Небольшое четырехэтажное здание из грязно-серого камня было практически незаметным. Оно ничем не отличалось от других таких же, построенных в пятидесятые и шестидесятые годы. Случайный прохожий никогда не взглянул бы на него еще раз. Только вот случайных прохожих здесь никогда не было. Их просто не могло быть на маленьком закрытом острове в пяти милях от западного побережья Норвегии, не имеющем даже собственного названия. Трижды в неделю к острову подходили катера с эмблемой Министерства здравоохранения. Если же к острову пыталось пристать сбившееся с пути из-за постоянных туманов или неисправное рыболовецкое судно, его встречали одетые в хаки мужчины с вежливыми улыбками и холодными взглядами. Вот почему никто из посторонних не мог увидеть четыре сторожевые вышки и трехметровый электрифицированный забор, окружающий странное учреждение с внутренним двориком. Хотя что может быть странного в том, что в непримечательной во всех отношениях психиатрической лечебнице содержались люди с расстроенной психикой? Ничего. Если бы из «прошлой жизни» каждого ее обитателя не тянулся зловещий след кровавых злодеяний – убийств, насилия, разбоев, грабежей. Это была специальная психиатрическая лечебница для особо опасных преступников, содержать которых, что вполне естественно, необходимо в строго охраняемом месте. Все потенциальные риски здесь были сведены к минимуму. Медицинский и обслуживающий персонал проходил тщательную проверку, а постоянное видео– и аудионаблюдение давало надежную гарантию от возможных побегов и бунтов. Впрочем, за несколько десятков лет существования клиники никому не удавалось совершить побег. Хотя две-три неуклюжие попытки все-таки были зафиксированы. А вот бунты не случались никогда. И, конечно, главная заслуга в этом принадлежала формам и методам применяемого лечения. Конечно, здесь были и электрошок, и специальные процедуры, но применялись они лишь в исключительных случаях, отнюдь не чаще, чем в любой обычной психиатрической лечебнице. Основным было медикаментозное направление лечения, а главной заботой учреждения – вовсе не душевный покой пациентов, а их усмирение. Поэтому здесь усиленно применялись препараты, чье воздействие на человеческий разум было еще не до конца изучено, а последствия – не всегда предсказуемы. А уж дозы... С первым же приемом лекарств наступали апатия, медлительность, инертность. Взгляд становился затуманенным и рассеянным, походка – медленной и неуклюжей, движения расслабленными и плохо скоординированными. Ни один пациент еще не покинул клинику излечившимся.
В открытом кабинете фельдшера пациент получил три таблетки из рук коренастого средних лет человека в белом медицинском халате. Он проглотил лекарство, а затем открыл рот, показывая, что не спрятал его под языком или за щекой. В этот момент фельдшер, стоя спиной к камере наблюдения и отгородившись телом пациента от взгляда охранника, расположившегося в маленьком коридорчике на стуле напротив открытой двери лазарета, засунул под его рубашку чип-карту и еле слышно прошептал: – Через полчаса. По сигналу. Это время пациент провел, лежа на жестком топчане в кабинете фельдшера, в полной неподвижности, уставясь остекленелым взглядом в потолок. Он был готов...
И вот теперь оттуда, из ливийского Триполи, появились в его доме эти страшные незнакомцы. Они показали десятки фотографий счастливого семейства и спокойно сообщили, что безоблачное будущее его внуков и дочери, и даже сама их жизнь целиком зависят от безусловного выполнения их распоряжений. Ради своих единственных близких отец и дед был готов на все. Так фельдшер стал надежной «ниточкой» связи для пациента из палаты № 2С с внешним миром. Кроме того, он получил несколько упаковок таблеток, которыми надлежало поить пациента вместо предписанных в клинике. |
