Ребекка Маккай. Мы умели верить
«Мы умели верить, как никто другой. И никто не волновал меня сильнее, чем эти ребята – они встретили свою первую весну в одно время со мной и увидели перед собой смерть, и были помилованы, а теперь гуляют этим долгим бурным летом» Ф. Скотт Фицджеральд, «Мое поколение»
«…мир – это чудо, но порции малы» Ребекка Хейзелтон, «Убойное чтиво»
«Не оторваться! Затягивающая и переворачивающая душу книга» – Майкл Каннингем, писатель, лауреат Пулитцеровской премии, автор романов «Часы» и «Дом на краю света»
«Маккай пишет о потерях, предательстве, дружбе и выживании. Мощная история о людях, которые изо всех сил пытаются сохранить свою человечность в ужасных обстоятельствах» – People
«Роман дает возможность увидеть первые годы эпидемии СПИДа одновременно ностальгически и откровенно» – Library Journal
«Верить во что то – значит иметь веру, и Маккай яростно отстаивает это вопреки нигилизму и отчаянию – веру в хорошее в других, в способность времени если не исцелять, то создавать что то новое» – National Book Review
«Сильное, незабываемое размышление не о смерти, а, скорее, о силе и даре жизни. Этот роман, несомненно, затронет сердца и умы читателей» – Publishers Weekly
«Эмоциональная, захватывающая история о том, каково жить во время кризиса» – The New York Times Book Review
1985
За двадцать миль отсюда, двадцать миль на север, начиналась заупокойная месса. Йель взглянул на свои часы, когда они шли по Белдену. – Как думаешь, – спросил он Чарли, – сколько наберется человек в той церкви? – Давай не будем, – сказал Чарли. Чем ближе они подходили к дому Ричарда, тем больше встречали друзей, направлявшихся туда же. Кто то нарядился в парадное, как на настоящие похороны; другие были в джинсах, кожаных куртках. В церкви, по всей вероятности, собрались только родственники, друзья родителей, священник. Если там выложили сэндвичи, в какой нибудь общей комнате, большая часть останется нетронутой. Йель нашел в кармане брошюрку со вчерашней вигилии и сложил ее во что то наподобие бумажной гадалки, которые в детстве делали его друзья, коротая время в школьных автобусах – ты открывал лепестки и читал свою судьбу: «Слава!» или «Смерть!» Эта получилась без лепестков, но со словами на каждом квадратике, иногда перевернутыми, исчезавшими за краями: «Отец Джордж Х. Уитб»; «любимый сын, брат, покойся»; «Все создания прекрасные и»; «вместо цветов пожерт». И все эти предсказания, как казалось Йелю, относились к судьбе Нико. Нико был ясным и прекрасным. Цветы будут лишними. Дома на этой улице были высокими, нарядными. На каждом крыльце все еще стояли тыквы, но в основном без рожиц – антураж по большей части создавали бутылочные тыквы и кукуруза. Кованые заборы, распашные ворота. Когда они свернули на дорожку к дому Ричарда (шикарный особняк из бурого песчаника, стеной к стене с шикарными соседями), Чарли сказал шепотом: – Декором занималась его жена. Когда он был женат. В семьдесят втором. Йель рассмеялся в самый неподходящий момент, как раз когда они входили в дом, мимо горестно улыбавшегося Ричарда, державшего дверь открытой. Это была идея Ричарда – вести жизнь гетеросексуала в Линкольн парке с какой нибудь любительницей декора для отвода глаз. |
