— Я к вам со всей душой, Вячеслав Николаевич, только вы уж не записывайте ничего, ладно?

Крепко держалась за свое место Зинаида Петровна Калинкина. Другому вряд ли чего стала рассказывать, но не забылась та, трехлетней давности встреча.

Калинкина меняла на столах скатерти, когда брызнули и посыпались стекла в левом окне. На полке, возле видеомагнитофона, звякнула и раскололась яркая заграничная бутылка. Через секунду полетели стекла в правом окне. Вроде бы на улице громыхнуло, мельком увидела красный мотоцикл с двумя парнями, один держал в руках какой-то предмет. Она сообразила, что по окнам стреляют, и сразу повалилась на пол, ожидая еще выстрелов. Из подсобки прибежала Алька, жена Налыгина, и Зинаида Петровна крикнула, чтобы она ложилась, но та только хлопала накрашенными ресницами. Александр Семенович, выскочив на крыльцо, кричал, грозил кому-то кулаком, и, кажется, Калинкина слышала его слова: «Он им покажет». Разозлился Александр Семенович. Еще бы! Стекло двойное и почти три сотни стоит.

Видимо, он имел в виду Васярика. Звали этого парня по-другому, но так его называли почти везде. Только жена Александра Семеновича называла по имени. У них свои отношения. Однажды она заглянула в маленькую комнатушку для отдыха в конце подсобки и увидела Альку голую в кресле верхом на Васярике. Все не по-людски у них! Закрылись бы, раз уж на блуд приспичило, и диван там есть. А они дверь чуть ли не настежь и в кресле голышом. А Алька даже сигарету в руке держит.

Альку она не любила. Однажды слышала через дверь, как та говорила мужу, зачем он так много ей платит. Сбавить рублей семьдесят предлагала. А Семенович ответил ей, что за маленькую зарплату люди нигде не работают, только вид делают. Вот ведь тварь какая! Сама без понукания и шагу не ступнет, а чужие деньги считать любит. И ведь добилась! Тридцать рублей сбросили, мол, в связи с повышением налогов. Алька раньше с поваром путалась, хоть в нем вида никакого — маленький да пузатый, к тому же трое детей. Когда Александр Семенович в область за продуктами уезжал, они в кафе вдвоем оставались, фильм похабный заведут, и коньяк на столе. По две бутылки вдвоем выпивали.

— Что дальше после выстрелов произошло? — перебил ее Сергеев.

Но Калинкина продолжала перемалывать косточки непутевой Альке. Наверное, слишком долго молчала, а тут появилась возможность выговориться.

— Потом Васин вскочил в свои «Жигули», догнал этих парней и сильно избил.

— Один двоих? — изобразил удивление Сергеев.

— Он и с троими справится, — заверила его Калинкина. — Здоровый, как бугай. Он ведь у Александра Семеновича вроде охранника служил. Кафе стерег, ну и Альку попутно обслуживал.

Они долго просидели в тот вечер. Когда Калинкина уходила, снова попросила Сергеева никаких протоколов не писать.

— Я вам из благодарности все рассказала. Я вашему товарищу, который застрелился, ничего не говорила, хотя он ко мне и домой приходил, и к себе зазывал…

С работы Сергеев возвращался вместе с Черных. Тот жаловался на тещу, но Сергеев слушал рассеянно. Ему надо было зайти в магазин.

С заведующей, Татьяной Осипенко, он учился в одной школе. Когда-то очень стройная, с длинными черными волосами, она последнее время сильно пополнела, а волосы зачем-то покрасила в рыжий цвет.

— Забирай свой сахар, — кивнула она на ящик в углу, — двадцать пакетов. До машины сам донесешь?

— Я без машины, да и куда мне столько?

— Бери, бери, — усмехнулась Татьяна, — чего ж ты без машины, начальник ведь!

В кабинет зашел мужчина лет пятидесяти, в дубленке и белом кашне. На ходу поздоровался с Сергеевым и, не обращая на него внимания, заговорил с Татьяной о том, что грузовика завтра не будет, а если нужно вывозить, пусть звонят туда.