— Милая, — обратился к ней Мори, — мы оставили Эдвина М. Стэнтона в доме папы Луиса.

— Он выключен? — сверкнула глазами юная леди, этот огонь впечатлил и напугал меня.

— Прис, — сказал я, — похоже, твои врачи в клинике разрыли могилу с монстром, когда выпустили тебя.

— Благодарю. — На ее лице не отразилось никаких чувств. Этот ее абсолютно ровный тон был знаком мне еще по прежним временам. Никаких эмоций, даже в самых критических ситуациях— вот манера поведения Прис.

— Давай приготовим постель, — попросил я Мори, — чтоб я мог лечь.

Вдвоем мы разложили кровать в гостевой спальне, побросали туда простыни, одеяла и подушку. Прис не изъявила ни малейшего желания помочь, она попросту вернулась к своей черепице в гостиной.

— И как долго она работала над своей мозаикой? — спросил я.

С тех пор, как приехала из клиники. Знаешь, первые две недели после возвращения она должна была постоянно показываться психиатрам в районном Бюро. Ее ведь фактически еще не

выписали, сейчас она на пробной адаптационной терапии, своего рода, свобода в кредит.

— Так ей лучше или хуже?

— Намного лучше. Я ведь никогда не рассказывал тебе, насколько плоха она была там, в старшей школе. Благодарение богу за Акт Мак-Хестона! Я не знаю, что с ней было бы сейчас, если бы болезнь не обнаружили своевременно. Думаю, она разваливалась бы на части из-за параноидальной шизофрении или вообще превратилась в законченного гебефреника. Так или иначе, пожизненное заключение в клинике ей было бы обеспечено.

— Она выглядит довольно странно, — сказал я.

— А как тебе нравится ее мозаика?

— Нельзя сказать, чтоб она украсила твой дом…

— Что ты понимаешь! — рассердился Мори.

— Я спросила, он выключен? — Прис стояла в дверях спальни. Выражение лица было недовольным и подозрительным, как будто она знала, что мы говорили о ней.

— Да, — ответил Мори. — Если только Джереми вновь не включил его, чтобы продолжить дискуссию о Спинозе.

— Интересно, насколько велик интеллектуальный багаж вашего протеже, — спросил я. — Если вы просто накачали кучу случайных сведений, боюсь, он ненадолго заинтересует моего отца.

Ответила мне Прис:

— Он знает все, что знал настоящий Эдвин М. Стэнтон. Мы исследовали его жизнь до мельчайших подробностей.

Я выставил их обоих за дверь, разделся и лег в постель. Мне было слышно, как Мори пожелал спокойной ночи дочери и поднялся к себе в спальню. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь щелканьем в гостиной. Прис продолжала трудиться.

Где-то с час я лежал в постели, пытаясь заснуть. Порой мне это удавалось, но назойливое «щелк-щелк» вновь возвращало меня к действительности. В конце концов, отчаявшись, я включил свет, снова оделся, пригладил волосы и вышел из комнаты. Прис сидела все в той же причудливой позе йога, как и два часа назад. Огромная куча нарезанных плиток громоздилась рядом.

— Я не могу заснуть при таком шуме, — пожаловался я.

Плохо. — Она даже не подняла глаз.

— Я вроде бы как гость в вашем доме…

— Ты можешь пойти еще куда-нибудь.

— Я знаю, что это все символизирует, — во мне невольно нарастало раздражение. — Кастрацию тысяч и тысяч мужчин. Стоило ли ради этого покидать клинику? Чтобы сидеть здесь ночь напролет и заниматься подобной ерундой!

— Я просто делаю мою работу.

— Какую еще работу? Рынок труда переполнен, детка.