— Какое отношение это имеет ко всему предыдущему? — вскинулся Ирхат, возмущенно глядя на коллегу–финансиста, которого очень не любил.

— Погодите немного, сейчас объясню, — мягко улыбнулся тот. — Связь есть, и очень явственная. Во–первых, народу на примерах доказывается, что корпораты — поголовно нелюди и чудовища. В чем–то они, конечно, правы, вести бизнес, оставаясь чистеньким, практически невозможно. Порой подчиненные проявляют неуместный энтузиазм, порой еще что–то случается, но неприятные инциденты все же бывают. Так вот, кто–то берет эти инциденты и подробно освещает их в социальных сетях, аккуратно подводя читателей и зрителей к мысли, что ни в одном из нас нет ничего человеческого, что любой из нас, если ему будет выгодно, способен без зазрения совести медленно убивать младенцев. Что если человек — корпорат, то он и не человек вовсе, а некая жуткая тварь, только имеющая вид человека. Иначе говоря, нас расчеловечивают. А ттак поступают только в одном случае: если готовятся полностью уничтожить того, кого расчеловечивают.

— Я все так же не понимаю, какое отношение имеют моральные нормы быдла к происходящему? — брезгливо бросил через губу Ирхат. — Для нас действительно важна только и исключительно прибыль. Это естественно, и дураки те, кто этого не понимают. Мораль — это только для быдла, она придумана для того, чтобы было удобнее его стричь.

— Вы не понимаете, что такое сохранять лицо? — криво усмехнулся Самис. — Неважно, каковы мы на самом деле, важно то, что о нас думают. И если люди, кторых вы именуете быдлом, окончательно убедятся, что мы — чудовища, то неприятностей мы не оберемся. Вы действительно этого не понимаете?

— Понимаю… — скривился финансист. — Как же хочется взять всю эту мерзоту за глотку окончательно! Нет, надо обязательно придумать, как надеть на быдло рабские ошейники, чтобы оно не смело и пошевелиться без приказа!

— Возможно, если бы помимо Ринканга не было иных стран, у нас бы это и получилось, — понимающе усмехнулся Штайнер, которого тоже дико раздражали претензии не заслуживающих, по его мнению, того людей на что–либо. — Но вспомните, что сделали совместными усилиями с Аствэ Ин Раг. Если мы узаконим рабство, то же сделают и с нами.

— К сожалению, вы правы! — с досадой выдохнул Ирхат. — Ладно, до меня так и не дошла связь социальных сетей и атак на корабли кланов.

Самис возвел глаза к потолку, как бы вопрошая за что ему все это, но продолжил объяснения:

— А вы сами подумайте. Если ранее любую социальную сеть мы могли без особых проблем прикрыть, то теперь у нас такой возможности нет. Понимаете, в реальности серверов не существует, а в сети они есть! Причем скорость обработки информации и их вычислительные мощности превышают возможности лучших вычислительных центров Ринканга. Мало того, заблокировать их программными средствами совершенно невозможно, нет точных адресов, которые можно заблокировать. Но проблем с доступом при этом нет никаких. Наши программисты и инженеры с ума сходят в попытках понять, как такое в принципе возможно. Это вам ни о не говорит?

— Теперь говорит, — резко помрачнел Ирхат. — Похоже, социальные сети, финансирование флота, а теперь и неизвестные охотники — это звенья одной цепи. За нас кто–то взялся, и кто–то очень сильный. Да, этот вывод уже делался выше, но теперь его можно считать доказанным. Нам действительно надо попробовать договориться с этими неизвестными.

— Обязательно попробуем, — кивнул Штайнер. — Я завтра же навещу адмирала и попрошу передать послание.