«Труп» зашевелился, встал и безропотно поднял руки. Мясистое лицо немца было бледным, из его широко раскрытых глаз еще не ушел ужас. Тучный, с «пивным» животом, немец не двигался, да и оружия у него не было — он просто стоял с поднятыми вверх руками. А Полеводин сорвал с плеча автомат и всадил в немца короткую очередь.

Немец покачнулся и захрипел. На лице его проступило жалобное недоумение: «За что?». Полеводин то ли взвизгнул, то ли всхлипнул и дал вторую очередь, затем третью. Немец медленно упал навзничь; над его грудью, развороченной пулями, ударившими в упор, потянулись вверх струйки теплого пара, хорошо заметные в морозном воздухе. Солдаты молчали: передовой отряд пленных не брал — возиться с ними было некогда, да и некому.

— По машинам! — скомандовал Дементьев и тут заметил, что за одной из «бээмок» тащатся по земле какие-то тонкие веревки. И лишь приглядевшись, он понял, что это были вытянутые человеческие кишки, намотавшиеся на красные от крови колеса и зацепившиеся за раму машины. Павел брезгливо поморщился.

— Ерохин! — крикнул он, найдя глазами командира машины. — Видишь эти сопли? Подбери, а то позорят нам весь гвардейский вид!

Забравшийся в штабную машину и забившийся в угол ординарец молчал, стискивая автомат, и Павел хорошо понимал этого парня. Полеводин не был трусом, не тошнило его и от вида крови, пролитой в честном бою, но что бы вот так… Жалея ординарца, Дементьев не стал ему говорить, что он думает о сборе трофеев вообще и о снятии их с трупов в частности, и только когда дивизион миновал городок, а Вася немного отошел, Павел сказал негромко:

— Ну, что, допрыгался, Василий?

— Чтобы я больше хоть когда-нибудь… — одними губами прошелестел Полеводин.

И слово свое он сдержал — зарекся «барахолить», а трупы обходил десятой дорогой.

* * *

Небольшую речку за городом танковая колонна перешла по перекинутому мосту — немцы то ли не успели его взорвать, то ли и не собирались взрывать, не ожидая появления русских танков в своем глубоком тылу.

Навстречу колонне вынеслась легковая машина. Не доезжая моста, по которому шли танки, она остановилась — дорога была перекрыта.

— «Опель-адмирал», — произнес Бочковский, разглядывая машину в бинокль, — а ведь хорош лимузинчик. Посолидней, чем наша колымага. Товарищ полковник, разрешите вам его подарить?

— Давай, — ухмыльнулся Темник, — только осторожно, не поцарапай подарок.

«Тридцатьчетверка» сорвалась с места и помчалась по снежной целине напрямик, срезая дугу поворота шоссе. Выскочив на дорогу позади лимузина, танк чуть присел, словно готовясь к прыжку, развернулся и не спеша двинулся к немецкой легковушке, гремя траками по асфальту. Пассажиры лимузина поняли, что деваться некуда, — в снегу их машина тут же бы застряла, шоссе перекрыто теперь уже с обеих сторон, а для боя с танками легковушка явно не предназначалась, — и покорно подняли руки. Главным пассажиром «опеля» оказался важный чин — генерал, представитель ведомства по эвакуации материальных ценностей. Его допросили и отправили на танке в тыл, в штаб армии. «Генерал — он всегда генерал, будь он хоть наш, хоть немецкий, — думал Павел, наблюдая, как важную птицу подсаживают в танк. — Офицерика какого-нибудь отвели бы в сторонку да шлепнули, а с этим возятся, личный транспорт подают.