«Бог? — удивился лейтенант. — Для нас бог — Сталин, на него молится весь народ и вся страна! А тут — бог спас…».

Потом он этому уже не удивлялся. На дорогах войны Павел видел не раз, как под бомбежкой или под артобстрелом солдаты осеняли себя крестным знаменьем и шептали побелевшими губами Господне имя. Когда смерть подступала совсем близко и заглядывала в глаза, о Сталине никто уже не вспоминал…

ГЛАВА ВТОРАЯ. БОЛОТНОЕ СИДЕНИЕ

Будут веками на веки прославлены

Под пулеметной пургой

Наши штыки на высотах Синявино

наши полки подо Мгой

Вспомним и тех, кто неделями долгими

Мерзнул в сырых блиндажах,

Бился на Ладоге, бился на Волхове,

Не отступал ни на шаг

Ленинградская застольная (Застольная Волховского фронта)

Батарею не расформировали. В тихом лесу между Мгой и Назией, где остатки двести восемьдесят шестой стрелковой дивизии приходили в себя после разгрома, Дементьев узнал, что скоро к ним придет пополнение, и он получит новые пушки.

Пушки действительно прибыли, но когда лейтенант со своими батарейцами поехал на станцию их получать, то был ошарашен, увидев допотопные трехдюймовые орудия образца 1890 года. «Где только выкопали этих мамонтов? — потрясенно размышлял он, рассматривая вверенную ему материальную часть. — Они последний раз стреляли на сопках Манчжурии! И что я буду делать с этим чудом военной техники?».

Однако командир дивизиона не разделял пессимизма своего подчиненного.

— Скажи спасибо, что хоть такие дали, — философски заметил он. — Калибр тот же, ствол есть, значит, стрелять можно. А попадешь или нет — это, брат, уже от тебя зависит.

Стрелять из ветеранок русско-японской действительно было можно — это выяснилось по мере освоения батарейцами этих экзотических артиллерийских систем. Противооткатным устройством у трехдюймовок служили резиновые шайбы, надетые на шток. После каждой стрельбы приходилось менять две-три шайбы, и потому огневая позиция батареи несколько напоминала бакалейную лавку под открытым небом: на деревьях возле пушек висели связки черных резиновых «баранок» (к сожалению, несъедобных).

Немецкое наступление выдохлось, и фронт стабилизировался. Батарея стреляла, хотя и не часто — количество выделяемых боеприпасов было мизерным. Но вскоре и эти редкие стрельбы пришлось проводить с большой осторожностью: немцы подвезли к линии фронта звукоуловители. Эти хитрые машины по выстрелам засекали огневые позиции советских батарей, и через пятнадцать-двадцать минут прилетали немецкие бомбардировщики или начинала бить их дальнобойная артиллерия. Чтобы не попасть под раздачу, приходилось сразу после стрельб менять позицию — солдаты перекатывали орудия, матерясь и проклиная болотистую местность и немецкую технику.

Павел долго ломал голову над тем, как обдурить немецких слухачей, и вот однажды, рыская на коне по окрестностям, набрел на солидный участок густого леса, со всех сторон окруженный болотом. Сверившись с картой, лейтенант с удивлением обнаружил, что на ней обозначено сплошное болото — лесистого островка на карте не было. «Вряд ли немецкие карты точнее, — подумал лейтенант. — Не знают они про это берендеево царство. Правда, дороги к острову нет, но можно замостить гать. Зато какое место — если нас засекут, то будут долбить по краю болота: по всем правилам военной науки пушки в болоте стоять не могут — они там утонут».

Гать соорудили быстро, хотя попотеть пришлось. Но не зря — батарея простояла на острове всю зиму, регулярно стреляла, а немцы в ответ методично обкладывали снарядами берега болота — точность их звукоуловителей была невысокой.