– Ты с ним перетирал? – спросил он сразу же, как увидел вошедшего.

– Пытался.

– Что с этим мудилой стряслось?

Гользен взвесил ответ. Идеалисты, рвущиеся к разным идеалам, сами редко бывают идеальны. Лично Гользен считал Меджа непредсказуемым, самовлюбленным и вообще козлом. Более того, козлом, с которым постоянно держишь ухо востро. Это свое мнение он озвучивал уже неоднократно. Райнхарт же, судя по всему, усматривал в этом парне нечто иное и все никак не спускал его со счета.

– Его выпестовал Одиночка Клайв, – как довод высказал Гользен.

Его собеседник хмыкнул, одновременно раздраженно и снисходительно. Было понятно, что́ он при этом имеет в виду, хотя бы частично. Райнхарт взял на себя труд постичь мир, населенный теми, с кем ему нынче приходится иметь дела. Он знал, на что намекает Гользен: в частности, на то, что по прибытии в город Медж попал под крыло ветеранов старой гвардии – тех, кого некогда именовали Собранными, пока этот ярлык не стали лепить всем подряд. Поначалу Медж относился к стае друзей, что начали вводить в обиход элементы субординации и упорядоченности. Все равно что иезуиты, у которых в ходу была фраза: «Дайте нам мальчика, и мы возвратим вам мужчину». То же и Собранные, уж сколько их там осталось… Хотя нынче им больше подошло бы зваться Разбросанными. Когда-то они, понятно, сделали большое дело, потому и были в авторитете целых полвека, а то и больше. Но еще до появления Райнхарта этот авторитет уже понемногу угасал. А потом дело пошло еще быстрей, ну да и скатертью им дорога! Они к Гользену тоже никогда не прислушивались.

– Ну так действуй, – кивнул Райнхарт. Под хилым светом единственной лампочки короткий ежик волос делал его макушку квадратной. – И приставь к нему своих корешей. Чтоб пристали к нему намертво, не хуже клея. При первом же неверном шаге командуешь им «фас». Жестко.

– Добро.

Райнхарт улыбнулся. Вот оно, складное движение мышц, способность, заставляющая тех, кто знал эту акулу хорошо, напрягаться еще сильней.

– Да ты не волнуйся, для меня ты всегда под номером один. Просто я предпочитаю, чтобы этот парняга пускал струю из палатки наружу, а не наоборот. Усвоил?

Гользен пожал плечами. Разговор о Медже становился ему в тягость.

– Ну да, – согласился он.

– Вот и хорошо. Потому что мы постепенно близимся к цели, друг мой, – сказал Райнхарт.

– Правда? – уже с живостью поднял глаза его собеседник.

– Перемена уже близится.

У Гользена перехватило дыхание:

– И… как скоро?

Райнхарт смежил веки, словно прислушиваясь к чему-то за порогом слышимости обычных людей или же просто к темной работе своего ума.

– Не знаю. Но скоро. Может, уже на той неделе. – Он открыл глаза. – Передай избранным. Чтоб были наготове.

– А что сказать?

– Оставляю это за тобой. Просто обозначь день. Четкой даты пока еще нет, но… все равно дай привязку.

– Будет сделано, – зацвел улыбкой Гользен.

– Мне нужна от тебя свежая кровь. Я за всем этим наверняка лишусь части своих лучших воров. Нам нужна смена, которую мы взрастим, – и нужна она до того, как я открою двери Совершенства и пущу нас по дороге в наш дивный новый мир.

– Я уже в пути.

– Разве? А по мне, так ты все еще топчешься здесь.

Гользен, внутренне поджавшись, быстрым шагом вышел из бара на улицу. У него уже были мысли, какими словами обратиться к друзьям и как обратить в свою веру бесцельных скитальцев – людей, способных научиться тому, что делают для Райнхарта он и другие, пока избранные находятся на задании, которое вот уже годы готовит (а еще продвигает и предрекает) им он, Гользен.