Мужская рука схватила запястье Киры и развернула ее.

Она взглянула в два серых глаза, которые казались глазами ручного тигра, но не было полной уверенности в том, действительно ли он приручен или нет. На его лице было четыре прямых линии: две брови, рот и шрам на правом виске.

В течение нескольких секунд они стояли лицом к лицу, молча, ираждебные, пораженные глазами друг друга.

— Сколько, — спросила Кира, — вам заплатили за шпионство? Она попробовала освободить свое запястье. Но он крепко держал ее:

— Ты знаешь, где место таким девочкам, как ты?

— Да. Там, где таких мужчин, как вы, не пустили бы даже через черный ход.

— Ты, должно быть, новенькая здесь. Я бы посоветовал тебе быть осторожнее.

— У нас скользкие ступеньки, а нужно подняться на четвертый этаж, так что будьте осторожны, когда придете арестовывать меня.

Он отбросил ее запястье. Она посмотрела на молчаливый рот — он говорил о многих прошедших сражениях больше, чем шрам на его лбу; он также говорил о том, что появится еще много новых ран.

«Интернационал» звенел, словно шаг, отбиваемый по земле сапогами солдат.

— Ты что, необыкновенно храбрая или просто глупая? — спросил он.

— Попробуйте сами разузнать это.

Он пожал плечами, повернулся и зашагал прочь. Он был высок и молод. Он носил кепку и кожанку. У него была походка солдата, его шаги были неторопливы и очень уверенны.

Студенты пели «Интернационал», его восторженные звуки поднимались, трепетали, повторялись…

— Товарищ, — прошипела веснушчатая девушка, — что ты наделала?

Первым звуком, который Кира услышала, когда позвонила в дверной колокольчик, был кашель Марии Петровны. Затем повернулся ключ. В следующий момент волна дыма ударила ей в лицо. Сквозь дым она разглядела слезящиеся глаза Марии Петровны, трясущейся в ужасном кашле, и ее распухшую ладонь, прикрывавшую рот.

— Кира, дорогая, заходи, заходи, — выдавила Мария Петровна. — Не бойся. Это не пожар.

Кира окунулась в серый туман, который врезался в ее глаза словно едкий лук; Мария Петровна шаркала следом за ней, болезненно чередуя слова и кашель:

— Это печка… эти советские дрова… мы достали… не загораются… так отсырели, что нельзя… Не снимай пальто, Кира… слишком холодно. Мы открыли окна.

— Ирина дома?

— Точно, она здесь, — чистый, звонкий голос Ирины прозвенел откуда-то из тумана, — если только сможешь найти ее.

В столовой огромное двойное окно было открыто; водоворот дыма бурлил вокруг него, захлебываясь холодным воздухом улицы. Ирина сидела за столом, дуя на застывшие и посиневшие пальцы, на ее плечи было наброшено зимнее пальто.

Мария Петровна отыскала дрожащую маленькую тень в углу за буфетом и вытащила ее на свет.

— Ася, поздоровайся с кузиной Кирой.

Ася угрюмо смотрела, глаза ее были красные, а маленький влажный нос прятался в отцовском меховом воротнике.

— Ася, ты слышишь меня? И где твой носовой платок? Скажи «здравствуйте» кузине Кире.

— Здравствуйте, — пробормотала Ася, глядя в пол.

— Почему ты сегодня не в школе, Ася?

— Закрыта, — вздохнула Мария Петровна. — Школа закрыта на две недели. Нет дров.

В тумане хлопнула дверь. Вошел Виктор.

— О, здравствуйте, Кира, — холодно сказал он. — Мама, когда прекратится этот дым? Как можно учиться в такой адской атмосфере? О, мне, конечно, все равно. Если я не сдам экзамены, всего лишь не будет хлебных карточек для семьи!

Когда он вышел, дверь хлопнула еще сильнее.

Кира присела, рассматривая набросок Ирины.