Женька тоже оборачивается и смотрит на живописную группу, но тут же снова уводит взгляд вперед — так быстро, что это движение почти незаметно со стороны.

— Так это ж Баскаков!

— Да Баскакова я знаю! — отмахиваюсь недовольно. Вот уж действительно — кто в Волжанске не знает Баскакова — даже такой далекий от местной городской жизни человек как я. Баскаков, бывший крупный партработник, ныне один из самых известных, богатых и уважаемых предпринимателей Волжанска, спонсировавший не один городской праздник, не один приезд крупной эстрадной звезды, благотворящий всех и вся, и в ближайшем будущем его прочат в губернаторы области. И волжанский народец, так и не привыкнув, всегда оглядывается, когда по улице с величавой неторопливостью катит его роскошный, в великолепном состоянии, черный «роллс-ройс» — «фантом-VI» семьдесят восьмого года. По сути же, Баскаков — личность крайне непрозрачная, я бы сказала, с душком и не одним десятком скелетов в шкафу, и кое-кто поговаривает, что нынешний мэр Волжанска Сотников, заступивший взамен не так давно скончавшегося Александрова, — не более чем вывеска, и фактически городом управляет Баскаков. Этим моя информация о нем исчерпывается… ну, разве еще то, что среди его многочисленных помощников или, грубо говоря, обыкновенных бандитов-шавок, мой старый однодворник Кутузов — в миру Михаил Лебанидзе, что, впрочем, к делу не относится. — Я говорю о том вот зализанном придурке с перстнем. Ты его случайно не знаешь?

— На которого ты налетела? Это Схимник, — отвечает Женька, уже не оборачиваясь. — И вот что, дитя, в следующий раз если столкнешься с этим мужиком, если даже он тебя под поезд сбросит — то, что от тебя останется, должно тихо вылезти и идти себе домой, не говоря ни слова, поняла?

— Нет, не поняла, дополни. Ну, схимник… давно, кстати? На монаха не похож.

— Да не монах он! — Женька фыркает. Моей руки он не выпускает. — Схимник — это прозвище.

— Хранитель баскаковского тела?

— Ну… он что-то вроде начальника охраны… или заместителя… — Женька останавливается и кладет руки мне на плечи и понижает голос до шепота. — А вообще он — псих и убийца, и если еще ты где-нибудь эту рожу завидишь — обходи десятой дорогой и рта не раскрывай. Оскорбит — сдержись, притворись! Представь, что ты на работе.

— Ты-то откуда знаешь? — недоверчиво спрашиваю я. — Он что — по объявлениям работает? Бюро добрых услуг? Лично поведал за кружечкой пива о последней халтуре?!

— Смешно, да, смешно… Человек надежный рассказал. И дальше не хихикай, дитя, правда это. Мало кто знает об этом, но правда. Может он и на подозрении где, только вряд ли, да и дальше этого дело не пойдет. Баскаковского человека никто сажать не будет, пока Баскаков сам того не захочет.

— Боже мой, Женюра, да ты и вправду испугался! — изумляюсь я. — Да ладно, ладно, больше такого не повторится, обещаю. Просто подобные отморозки уже достали! Перестань, ничего он мне не сделает — что ж он, совсем дурак — за такую бытовуху цепляться, коли по серьезному работает?

Я тепло улыбаюсь, тронутая Женькиной заботой — испугался-то он за меня, а это, конечно, приятно. Я протягиваю руку и глажу его по щеке и он, слегка прищурившись, трется о ладонь, словно старый ленивый кот. Щека у него колючая.

— Не надо, — смеется он, — не надо выставлять перед старым лисом его же собственные ловушки, это, в конце концов, нечестно.