— Так надежнее, — сказал Степан и отошел в сторону кипятите воду.

— Вы садитесь, — предложил Олег Кружилин ефрейтору, стоявшему перед ним в нелепой позе. — И расскажите, как организована оборона переднего края на участке вашего батальона.

— Вы хотите уйти туда?

Вопрос немецкого ефрейтора был праздным, и Кружилин на него не ответил.

— Может быть, возьмете меня с собой?

— Хотите в русский плен? А как же присяга на верность фюреру?

— По собственной воле в вашу Сибирь я бы не согласился. Но у меня нет другого выхода. Впрочем, вы сами пленники ситуации, и возиться со мной вам ни к чему, я это понимаю… Лишние заботы с человеком, которого считаете смертельным врагом.

— Это так, — согласился Олег. — Надев эту форму, вы стали моим врагом, хотя бы и казались мне лично симпатичным существом. Не будь войны, которую затеял с нами фюрер, мы бы встретились на философском симпозиуме в Йенском университете, где преподавал великий Гегель. Я ведь и немецкий язык выучил, чтобы читать Канта, Шеллинга, Фихте в оригинале.

— И Маркса, — с усмешкой добавил Руди.

— И его тоже, — спокойно согласился старший лейтенант, — Но вместо симпозиума мы встретились вот так… И поверьте, Рудольф Пикерт, я искренне сожалею об этом.

— Мне еще в большей степени по душе предложенная вами альтернатива, — кивнул тот. — Симпозиум по философским проблемам бытия… Моей судьбе не позавидуешь, но и вы обречены, господин офицер.

— Меня зовут Олег, — просто сказал Кружилин.

Удивительное дело, но старший лейтенант не испытывал сейчас привычной вражды к этому немцу. Была глухая и всеобъемлющая, космическая досада на бессмысленность того, что происходило вокруг.

— Так звали одного из ваших первых князей, — отозвался Руди, и Кружилин поймал себя на крамольной мысли о том, что этот бывший студент нравится ему.

«Но я обязан убить тебя сегодня, — с горечью подумал он. — Хотя ты и пленный, которых по всем конвенциям надо оставлять в живых».

— Последняя чашка кофе в жизни, — усмехнулся Пикерт, когда Олег, приняв из рук Степана крышку от немецкого котелка, протянул ее пленнику-гостю. — Спасибо.

— На здоровье, — все еще насилуя себя, ответил Кружилин.

— Совсем как в средневековые времена, — продолжал Пикерт, отхлебнув глоток кофе. — Приговоренного к смертной казни угощают изысканным обедом… Что ж, я обойдусь и чашкой кофе: на тот свет надо отправляться налегке.

«В стойкости духа ему не откажешь, — подумал Олег. — Сюда бы ребят из седьмого отдела, утверждающих, что солдаты Гитлера слюнтяи и трусы… Не так-то это просто».

— Что ж, моей личной вины в том, что сейчас происходит между нами, нет никакой. Германии, ее народу следовало прибавить к слову «фюрер» три буквы… И судьба страны будет решена.

— Какие же это буквы?

— Ver, — сказал Кружилин.

— Verfьhrer, — задумчиво проговорил Пикерт. — Совратитель … В этой игре слов есть нечто, но у меня нет уже времени на лингвистические экзерсисы. Я готов на тот свет, мой русский коллега.

Ефрейтор Рудольф Пикерт осторожно отставил опорожненную крышку от котелка и медленно поднялся, придерживая брюки левой рукой.

«Позвать Степана и… Сам, видимо, не смогу, — лихорадочно думал Олег. — Черт бы меня побрал! Зачем затеял разговор по душам, предложил кофе… „Обед перед казнью“.