При этом она посмотрела на принца, словно умоляя поддержать ее. Тора с трудом сдержала смех, когда Миклош ответил:

— Я получил огромное удовольствие, мадам. Я жалею, что не могу танцевать на таком великолепном паркете и под такой прекрасный оркестр!

— Надо полагать, вы захотите устроить что-нибудь подобное у себя в Магличе, — отозвался великий князь. — Но я не сомневаюсь, что ваш отец, как и я, предпочитает ложиться пораньше.

При этих словах он посмотрел на часы и решительно поднялся:

— Идемте! Чего мы все ждем? Завтра у нас долгий день! Великий князь направился к двери, и остальным волей-неволей пришлось отправиться следом за ним.

Тора пожелала Миклошу доброй ночи, сделав глубокий реверанс.

Когда их руки соприкоснулись, она испытала такое острое, такое сладостное чувство, что ей захотелось удержать Миклоша и объявить всем о своей любви.

Однако она благопристойно прошла следом за матерью вверх по парадной лестнице. Только оказавшись у себя в комнате, Тора дала волю своей радости.

Больше ей не надо предаваться отчаянию и плакать в подушку!

Великая княгиня считала, что баловать дочь не следует, поэтому Тора нередко обходилась без помощи горничных.

В этот вечер Тора была особенно рада отсутствию камеристки. Подождав, пока лакеи погасят свет в коридорах, Тора выскользнула из своей спальни.

Миклошу отвели самые роскошные парадные апартаменты в другой части дворца. Тора легко пробралась к лестнице и вышла через боковую дверь в сад. Ночной патруль в этой части парка не появлялся.

Теплая ночь обступила девушку со всех сторон. По влажной от вечерней росы траве она перебежала газон и вступила под густые кроны деревьев, сквозь листву которых не пробивался даже лунный свет. Тора опустилась на садовую скамейку под большим деревом.

Ей пришлось ждать недолго: минут через пять она увидела Миклоша. Он постоял в дверях, а потом направился прямо к ней. Высокий, широкоплечий, в белом мундире со множеством орденов он выглядел именно таким, каким Тора представляла его себе с момента первой встречи. Когда он только выехал из леса, ей сразу показалось, что на его груди должны быть награды!

Она бросилась ему навстречу, и Миклош прижал ее к себе. Их губы снова встретились. Он целовал ее так настойчиво и жадно, что Тора поняла: он тосковал по ней так же сильно, как она по нему, и тоже боялся, что они потеряли друг друга навсегда.

— Я… люблю тебя, — прошептала Тора, когда наконец они смогли оторваться друг от друга.

— Я обожаю тебя, — вторил ей Миклош своим глубоким голосом. — Но скажи мне, дорогая, как ты отважилась отправиться в Солону?

Тора изумленно посмотрела на него и спросила:

— Неужели ты не догадался?

— Да нет же! Может, это был бунт против дворцового этикета? Я и сам порой находил его невыносимым.

— Это был бунт против необходимости выйти замуж за твоего отца!

— Мне это и в голову не пришло. Конечно, такая перспектива не могла не привести тебя в ужас!

— Я решила, что лучше умру! — отозвалась Тора. — Но… мне хотелось быть… справедливой, и я решила… что должна увидеть его… Но так, чтобы… он не знал… кто я… на самом деле.

Несколько секунд Миклош молчал. Потом он взял Тору за руку и увел подальше, где стояла еще одна скамейка напротив декоративного водоема, в который вода каскадом падала со скал. Красивые рыбки неторопливо скользили среди водорослей. Здесь деревья чуть-чуть расступались, и при свете луны влюбленные могли видеть друг друга.

Тора была так красива, что Миклош порывисто проговорил:

— Я понимаю, что любой мужчина был бы счастлив жениться на тебе.