— Маккензи! Йен Маккензи! Вы несете совершеннейшую ерунду! — воскликнул Альфред Риппли, постукивая тростью по дубовой двери библиотеки. — Вы утверждаете, будто Джон Браун заслужил петлю и что Авраам Линкольн, этот моральный урод, не держит никакого зла против южан и озабочен только сохранением незыблемости Федерации!

Йен вздохнул и посмотрел на своего отца, который стоял в противоположном углу библиотеки, опершись локтем на выступ в стене. Эта его поза не менялась с годами. Джаррет Маккензи выглядел все таким же сильным, здоровым и энергичным. Темные глаза придавали особую выразительность его красивому и благородному лицу. Иссиня-черные волосы слегка тронула седина.

Еще недавно у Йена были разногласия с отцом, но сейчас их мнения стали во многом совпадать. За последние несколько лет Йен понял, что не просто любит отца, но и уважает его. Взгляды Джаррета оказали решающее влияние на образ мыслей сына. Джаррет имел огромный жизненный опыт и поэтому всегда считал себя правым. В этом он убеждал и сына, поучая его…

— Дело Джона Брауна достойно сожаления, — ответил Йен на выпад Альфреда Риппли. — Этот человек всем сердцем верил, что Бог благословил его деяния, ибо они преследовали высокие цели. Но все же я считаю, что он заслужил петлю. Ибо именно такое наказание прописано в наших законах за убийство. Джон Браун не имел права брать на себя роль судьи и вершителя правосудия.

Йен встал и поклонился всем, находившимся в библиотеке. Его дядя Джеймс, приехавший со всей семьей на день рождения Джаррета Маккензи, как-то странно посмотрел на племянника. Йен ответил ему быстрым взглядом и скорчил кислую мину. Затем повернулся к Риппли и остальным.

— Джентльмены, надеюсь, вы меня извините, если я на некоторое время отлучусь. Мне необходимо проверить список вин на сегодняшний вечер. Отец, ты не возражаешь?

Джаррет понимал, что его сына невольно втянули в политический спор, и очень сожалел об этом. Тем более что Риппли не терпел возражений и считал правильной только свою точку зрения. Он даже вряд ли понимал, как отвратительны его попытки оправдать рабство, не видел, с какой нечеловеческой жестокостью каждая из воюющих сторон старалась доказать другой, что их дело благословил сам Бог. Так было, например, в штатах Канзас, Миссури и Небраска.

— Да, Иен, сходи, пожалуйста, и все проверь, — кивнул сыну старший Маккензи.

Йен с облегчением вздохнул и вышел из библиотеки. Конечно, он не собирался проверять никаких списков вин. Это было давно сделано. Хотя отец и не знал о Лавинии, но понял, что сыну необходимо поскорее уйти.

Йен решил заглянуть на кухню. Он, разумеется, не подозревал о том, что происходило внизу между Питером О'Нилом и Элайной, но услышал звонкий звук пощечины.

Ему не нравился этот О'Нил, отец которого, только что объявивший о помолвке своего сына с наследницей хлопковой фирмы Эльзой Фитч, как говорили, прижил нескольких внебрачных детей по всему штату. При этом он бросал каждую женщину, как только та оказывалась в интересном положении и это становилось заметным. Его считали красивым мужчиной и покорителем сердец.

Услышав звук пощечины. Йен поспешил на кухню, считая своим долгом защитить неизвестную особу, подвергшуюся оскорблению. Ведь это происходило в его родном доме! Но только в том случае, если пострадавшая не будет против этого возражать.

Отодвинув от двери тележку с мясом, преграждавшую вход в буфетную, Йен заглянул внутрь и увидел, что Питер О'Нил стоит посреди комнаты и держится за щеку.