— Ты просто теряешь время, преподобный. Этот человек уехал воровать лошадей.

— Может, он просто избегает тебя, Ридли? — предположил Фалконер.

— Может, — допустил Ридли, — но все равно готов поспорить, что Старбак просто потеряет время. Траслоу не выносит янки. Он винит их в смерти своей жены. Он разорвет тебя на кусочки, Старбак.

Фалконер, на которого явно повлиял пессимистичный настрой Ридли, нахмурился.

— Выбор за тобой, Нат.

— Конечно, я поеду, сэр.

Ридли бросил на него сердитый взгляд.

— Теряешь время, преподобный, — повторил он, но немного чересчур напористо.

— Ставлю двадцать баксов, что нет, — услышал свои слова Старбак и немедленно пожалел об этой глупой браваде. Даже не просто глупой, подумал он, а греховной. Старбака учили, что делать ставки — это грех в глазах Господа, но он не знал, как теперь пойти на попятную.

Но он и не был уверен, что хочет взять свои слова обратно, потому что Ридли заколебался, а это колебание, похоже, подтверждало подозрения Анны, что ее жених просто избегал встречаться с ужасным Траслоу.

— По мне так звучит справедливо, — радостно вмешался полковник.

Ридли уставился на Старбака, и тому показалось, что он различил в этом взгляде неясный страх. Испугался ли он того, что Старбак изобличит его ложь? Или просто боялся потерять двадцать долларов?

— Он прикончит тебя, преподобный.

— Двадцать долларов на то, что я привезу его сюда до конца месяца, — сказал Старбак.

— К концу недели, — поправил Ридли, ища способ избежать пари.

— Пятьдесят баксов? — безрассудно поднял ставку Старбак.

Вашингтон Фалконер засмеялся. Для него пятьдесят долларов были ничтожной суммой, но для юноши без гроша за душой вроде Ридли или Старбака это было целое состояние.

Пятьдесят долларов — это месячное жалование достойного человека, стоимость приличной ездовой лошади или прекрасного револьвера. Пятьдесят долларов превратили донкихотский рыцарский обет Анны в суровое испытание.

Итан Ридли колебался, а потом, похоже, почувствовал, что этим колебанием роняет свое достоинство, и потому протянул свою руку в перчатке.

— До субботы, преподобный, и ни минутой позже.

— Идет, — сказал Старбак и пожал руку Ридли.

— Пятьдесят баксов! — воскликнул Фалконер с восхищением, когда Ридли ускакал прочь. — Я и правда надеюсь, что тебе будет сопутствовать удача, Нат.

— Сделаю всё, что в моих силах, сэр.

— Не позволяй Траслоу тебя запугать. Ты можешь постоять за себя, слышишь?

— Так и будет, сэр.

— Удачи, Нат. И опусти пятки вниз! Пятки вниз!

Старбак поехал на запад, в сторону покрытых голубыми тенями гор. Был прекрасный день под почти безоблачным небом. Свежая лошадь Старбака, крепкая кобыла по кличке Покахонтас, без устали скакала рысью по покрытому травой краю грязной дороги, постепенно отдаляющейся от городка и поднимающейся мимо садов и огороженных лугов в сторону холмистой местности с маленькими фермами, буйными травами и быстрыми ручьями.

Эти виргинские предгорья не годились для выращивания табака, а еще меньше для знаменитой и важнейшей продукции юга — индиго, риса и хлопка, но там росли прекрасные орехи и яблоки, пасся тучный скот и выращивались разные виды зерновых.

Фермы, хотя и маленькие, выглядели ухоженными. Там были большие амбары, пышные луга и тучные стада коров, чьи колокольчики оглашали полуденный теплый воздух томными звуками.

Дорога взбиралась всё выше, и фермы становились меньше, пока не остались лишь клочки полей, вторгшиеся в наступающий лес.