Пассажиры — как наседки. Если позволишь им суетиться, они поднимут дьявольский шум, но напугай их как следует, и они будут вести себя тихо и мирно. И не бери ничего крупного, нам придется ехать быстро. Деньги, украшения, часы, вот что нам нужно.

Старбак застыл.

— Вы не будете грабить пассажиров! — он и самом деле был шокирован при мысли об этом. Одно дело — остановить поезд как грабитель, с точки зрения охваченных ужасом пассажиров, но совсем другое — нарушить шестую заповедь.

Самую сильную трепку Старбак всегда получал в качестве наказания за воровство. Когда ему было четыре, он набрал миндаля из банки на кухне, а двумя годами спустя взял игрушечный деревянный кораблик из сундука с игрушками старшего брата, и оба раза преподобный Элиял высек его до крови в качестве возмездия.

С того дня и до того, как Доминик убедила его украсть деньги майора Трейбелла, воровство вызывало ужас у Старбака, и последствия его помощи Доминик лишь подкрепили выученный в детстве урок, что воровство — это чудовищное преступление, за которое Господь наверняка покарает.

— Вы не должны воровать, — сказал он Траслоу. — Не должны.

— Ты что, ожидаешь, что я куплю у них их пожитки? — насмешливо поинтересовался Траслоу. — А теперь пошли, не отставай.

— Я не буду помогать в воровстве! — настаивал Старбак. Он и так слишком часто грешил в последние недели. Впал в грех похоти, пил спиртное, заключал пари, не чтил отца и мать и не соблюдал день отдыха Господа, но вором он не станет.

Он помог Доминик в краже лишь потому, что она убедила его, что эти деньги принадлежат ей, но не станет помогать Траслоу грабить невинных пассажиров. Многие грехи выглядели неявными и их трудно было избежать, но воровство было абсолютным грехом, который невозможно было отрицать, и Старбак не будет рисковать ступить на скользкую дорожку в ад, добавив этот проступок к своему и без того прискорбно длинному списку неправедных деяний.

Траслоу внезапно рассмеялся.

— Всё время забываю, что ты священник. Или наполовину свящкнник, — он бросил Старбаку связку ключей. — Один из них от товарного вагона. Залезь внутрь и обыщи его. Тебе не придется ничего красть, — произнес он с сарказмом, — но можешь поискать военное снаряжение, и если заметишь что-нибудь, что стоит украсть, можешь сообщить об этом мне. И возьми вот это, — Траслоу вытащил свой огромный обоюдоострый нож из ножен и бросил его Старбаку.

Старбак не смог его поймать, но вытащил неуклюжий клинок из железнодорожного полотна.

— Зачем это?

— Чтобы перерезать глотки, парень, но ты можешь открывать им ящики. Или ты планируешь воспользоваться для этого зубами?

Тяжелый медный висячий замок на двери товарного вагона висел на добрых десять футов выше путей, но ржавая ступенька показывала, каким образом Старбак мог до него добраться. Он подтянулся и неловко вцепился в замок, подбирая ключи. В конце концов он нашел нужный, отпер вагон и сдвинул тяжелую дверь, а потом забрался внутрь.

Вагон был наполнен коробками и мешками. Мешки было проще открыть, в них находилось зерно, хотя Старбак понятия не имел, какое именно.

Он пропустил горсть сквозь пальцы, а потом прыгнул к уложенным штабелями ящикам, недоумевая, каким образом сможет обыскать их все.

Проще всего было бы сбросить их на землю, но ящики наверняка были частной собственностью, а он не хотел что-нибудь разбить.

На большей части ящиков стояли отметки, что они направляются в Балтимор или Вашингтон, доказательство того, что оккупация Харперс-Ферри не полностью прервала сообщение через горы.

На одном из ящиков, окрашенном в темный цвет и помеченном для Вашингтона, была надпись с орфографическими ошибками:

«1000 потронов для винтовки мушкета 69IN».