— Бедный Хаджи! Где у тебя болит, мой дорогой мальчик?

(Уф, мне кажется, я сейчас сам заболею), — пришло мысленное послание от РК.

(Тш-ш-ш), — приказала ему Акорна, а затем снова обратилась к Хаджи:

— Успокойся, успокойся, бедный маленький котик, несчастный мальчик. Ведь тебе уже получше, правда? У тебя уже ничего не болит?

Акорна склонила голову, заглянула коту в глаза и всунула кончик рога в его полуоткрытую пасть. Язвы на деснах животного мгновенно исчезли, веки, вздрогнув, открылись, и глаза его теперь смотрели ясно и осмысленно, напоминая большие и чистые кристаллы оливина.

Немного охрипшим голосом кот вдруг заорал: «Мя-у-у» — и, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами от груди Акорны, словно ураган, метнулся туда, где стояла его миска. Залитое слезами лицо Мью-Шер выражало благоговейный трепет и одновременно надежду. Девушка уже спешила к ней, прижимая к груди еще одно животное, шерсть которого свалялась, превратившись в подобие войлочного панциря.

— Это наша Гримла, госпожа посланник-доктор. Она еще теплая и не окоченела. М-мне кажется, я улавливаю слабое дыхание. Может, она еще не окончательно ушла от нас? Может, п-просто… устала? Посмотрите ее, пожалуйста!

Акорна погладила кошку, и ее ладонь ощутила, что бок животного едва заметно, но все же вздымается. Последняя из девяти кошачьих жизней еще не покинула ее. Гримле повезло, что «Кондор» успел вовремя. Прилети он чуть позже, и ей не уцелеть. Жизнь в старой королеве-кошке едва теплилась — тонкой, слабо пульсирующей ниточкой, но все же теплилась. Акорна видела, как эти крохи жизненных сил уходят, отчаянно цепляясь за кошачьи усы, кончики волос, отчего те едва заметно шевелились.

— Бедная сладкая девочка, — проговорила Акорна и, наклонившись, погладила прекрасное некогда животное, лежавшее сейчас в бессознательном состоянии на руках Мью-Шер. Сердце послушницы билось с удвоенной силой, словно пытаясь передать часть своей энергии сердцу кошки.

И снова, делая вид, что осматривает животное, Акорна будто ненароком прикоснулась к кошке своим рогом. Гримла сделала глубокий вдох, чихнула и, открыв глаза, дважды моргнула. А затем — села на руках Мью-Шер.

— Ты притворялась, правда? — с улыбкой спросила Акорна. — Как же ты напугала своих друзей! Ах ты, негодный котенок!

Произнося эти ничего не значащие слова, она покачивала головой, приглашая Гримлу поиграть с ее рогом. Однако вместо того, чтобы играть, старая королева выпрямилась и аккуратно положила свои бархатные лапки поверх рога Акорны, затем лизнула его кончик своим сухим шершавым языком и стала слезать вниз. Акорна поймала ее и поцеловала в макушку, но в следующий момент Гримла освободилась и, спрыгнув на пол, отправилась на поиски своей миски. На полпути она остановилась, обернулась и посмотрела на девушек. Акорна могла бы поклясться, что на ее мордочке было написано выражение искренней благодарности. Довольное урчание Гримлы было слышно даже на расстоянии в несколько футов. Затем она приветственно махнула хвостом, подошла к миске и уткнулась в нее носом.

После того как Акорна вылечила Шер-По, последнего из храмовых котов, она сказала:

— В этом помещении необходимо провести тщательную уборку: все предметы, все поверхности промыть горячей водой с дезинфицирующим раствором, а затем насухо вытереть. Хотя ваши священные коты и выздоровели, здесь все еще могут оставаться переносчики инфекции.

— Переносчики? Кто они такие, доктор? — спросил один из жрецов. — Покажите мне этих негодяев, которые убили столько наших славных котов-хранителей, и я разорву их на куски голыми руками! Мой уважаемый компаньон Педибастет был первым из священных животных, который покинул нас.