Изменить размер шрифта - +
 — Я прочитал все статьи во всех трех газетах, но они были чрезвычайно неясны и противоречивы. Единственное, в чем я полностью уверен, — в том, что профессор университета был убит при обстоятельствах, до некоторой степени будоражащих воображение. Жаль, что дело не дошло до суда, — тогда, быть может, нам удалось бы заглянуть в самые глубины…

Роберта Бернс фыркнула. Декан поднял брови.

— Чтобы раскопать всю правду о десяти футах розовой ленты в заднем проходе убитого. Зачем и кому понадобилось ее туда засовывать?

— В одном из признаний упоминалось о неких «церемониях».

— Да, да, мистер Ладлоу, но что это были за церемонии?

— Полное объяснение этого факта было дано только в письме, адресованном полиции. Я имел случай с ним ознакомиться, — сказал Ладлоу. — Что-то очень сложное, с участием королевы Анны.

— Неужели мы не можем переменить тему? — взмолился декан.

— Ладлоу, потом расскажете, — прошипел судья.

Но беспомощная мольба декана не могла остановить поток.

Делони допрашивал Ладлоу:

— Что стало с телом?

— С телом Маквариша? Надо полагать, полиция выяснила все, что нужно, и отдала его родственникам.

— А я и не знал, что у него были родственники.

Тут я мог вмешаться в силу своей осведомленности:

— Не было. Поэтому университет взял все на себя и похоронил его без шума. В крематорий пришли только один-два человека из администрации ректора.

— Не очень-то пышная «церемония». Но еще, надо полагать, и священник? Кто это был? Не вы, Симон?

— Нет, не я. Однако я отпевал убийцу, если вас это интересует. Я знал его с очень давних времен.

— А я думаю, что он, в смысле — убийца, заслуживает награды, — сказала Эльза Чермак.

— Эльза! А мы и не знали, что у вас зуб на Эрки!

— Нет, я имею в виду — за то, что он прикончил себя сам, не вводя государство в немаленькие судебные расходы. Он, наверное, был незаурядным человеком.

— Это точно, — сказал Холлиер.

— Он ведь покончил с собой? — спросил любопытный Делони. — Я слыхал, что он выпил целую канистру репеллента для собак.

Странно было видеть, как Холлиер защищает Парлабейна:

— Ничего подобного, могу вас уверить. Он был исключительным человеком, его способности внушали страх, а чувство стиля было идеальным — он никогда не опустился бы до смерти от собачьего репеллента.

— А ведь от него осталась книга! Великая книга. Она действительно так хороша? — спросил Дердл.

— Когда ее опубликуют? — спросил Аронсон. — Холлиер, ведь это вы ею занимаетесь?

— Этим занимались другие, пока я болел, — ответил Холлиер. — Насколько я понимаю, сбор предложений от издателей пока не закончен. Люди, даже не видевшие книгу, желают купить права на экранизацию.

— Важнее всего то, что рукопись следует поместить в университетскую библиотеку, — сказал Джубили, профессиональный архивист. — Она родилась в этом университете, она была причиной инцидента, который, сколь он ни ужасен, навсегда останется в анналах университета. Поэтому рукопись нужно поместить туда, где ей следует находиться по праву.

— Он оставил ее библиотеке своего старого колледжа, — сказал Холлиер. — Святого Иоанна и Святого Духа. Для вас — «Душка».

— Боюсь, в такой мелкой библиотеке не умеют правильно обращаться с рукописями, — сказал Джубили. — Вы можете гарантировать, что ее будут хранить как следует, переложив страницу за страницей листами бескислотной бумаги?

Я вспомнил рукопись Парлабейна — замызганную пачку листов — и улыбнулся про себя.

Быстрый переход