|
Вместе с тем после прохода Ирбенского маяка я шел, просто никуда не сворачивая. Такой курс меня устраивал, т.к. вел в открытое море. В Балтийском море я намеревался ждать ответа на радиограмму в адрес ЦК КПСС до 10 утра 9 ноября. С этой целью, проходя Ирбенский маяк, уменьшил ход до 9 узлов, затем выключил одну из двух машин, работала одна машина на два винта. Совсем остановил» «Сторожевой» не мог, т.к. понимал, что тут же высадятся пограничники с чекистами. На это изменение курса и скорости меня вынудили действия пограничных катеров, один из которых начал опасно маневрировал» у меня справа на острых курсовых углах, а второй начат подходить слева к корме. Эти действия я воспринял, как попытку задержать «Сторожевой», в связи с чем дал команду «лево на борт» и в машину телеграфом «средний вперед». Какой курс избрал» поле поворота, для меня не имело значения, и поэтому когда катер, находившийся на острых курсовых углах, был приведен ко мне справа на траверз и рулевой доложил, что на румбе 290 градусов, я скомандовал: «Так держать!» После этого позвонил в ПЭЖ и приказал, чтобы подключили вторую машину. Скорость увеличилась до 14 узлов. Назначенным курсом и скоростью я продолжал следовать в открытое море.
Я хотел бы отметить, что в любом бы случае, даже если бы мне никто не мешал, я бы не пошел в Кронштадт рекомендованным курсом, т.к. этот курс проходит в непосредственной близости от мелководных банок, что при отсутствии штурмана чревато опасностью попасть на одну из них. Я бы выбрал курс ближе к середине Балтийского моря. Вопрос следователя: — Из предъявленного Вам заключения видно, что пограничные катера не влияли на курс «Сторожевого», который после прохода Ирбен мог лечь на любой курс. Этот вывод экспертов опровергает ваше утверждение, что на избрание курса 290 градусов ведущего к шведскому острову Готска-Санде вас вынудили действия пограничных катеров, маневрировавших на острых курсовых углах. Объясните это? Ответ Саблина: — Я не утверждаю, что ПСКРы специально произвели маневр, в результате которого оказались у меня справа на острых курсовых углах, второй вблизи кормы. Возможно, это произошло из-за того, что я снизил скорость с 22 до 9 узлов, а катера проскочили вперед. Это я могу предположить только сейчас, осмысливая все происшедшее. Курс 290 градусов я назначил совершенно произвольно без учета его конечной направленности, тем более что на карге, находящейся в тот момент на столе автопрокладчика, не имелось изображения шведского берега и шведских островов. Вопрос следователя: — Из заключения штурманской экспертизы с 10 часов 9 минут после отхода пограничных катеров от БПК на 50 кабельтов, «Сторожевой» следовал 23 минуты без сопровождения, но назначенного курса не менял. Почему же за этот период времени Вы не изменили курс, ведущий в сторону Швеции, и удалялись от берегов СССР? Ответ Саблина: — Я еще раз заявляю, что курс в тот момент не имел для меня никакого значения. Я старался уйти как можно дальше в открытое море от советских берегов. Вопрос следователя: — Почему же Вы вели БПК «Сторожевой» по направлению именно в Швецию? Ответ Саблина: — Я не сознавал в то время, что курс 290 градусов ведет именно в Швецию, думая только об одном, что надо уйти как можно дальше в открытое море. Вопрос следователя: — На допросе 10 декабря 1975 года Вы утверждали, что после прохода Ирбен в течение часа шли со скоростью 6 узлов. Штурманская экспертиза установила, что со скоростью 9 узлов «Сторожевой» шел только 3 минуты — с 9 часов 6 минут до 9 часов 9 минут. Чем Вы объясните такое расхождение между вашими утверждениями и основанным на объективных показателях корабельной документации заключением экспертов? Ответ Саблина: — Мое утверждение, что «Сторожевой» шел со скоростью 6 узлов около часа является ошибочным. |
