Семья наша была сложной, но хорошей, дружной. Отец — уважаемый человек на флоте, служил в штабе большим начальником. Очень честный, добросовестный, он все отдавал службе. У меня до сих пор перед глазами телефон, стоящий у его кровати. Этот телефон унес много здоровья отца. В редкие часы отдыха отец рвался на природу, занимался рыбалкой, он умел хорошо отдыхать. Где он был — там веселье, шум, всеобщий интерес, энергии у него было хоть отбавляй. С нами — тремя сыновьями, он занимался мало. Мы своим детским чутьем понимали, что он очень занят и уважали его без взаимной любви, ласки».

На одном из допросов В.М. Саблин говорит об отце несколько иначе: «Мой отец был военно-морским офицером, прошедшим войну и в конце службы ставшим большим начальником на Северном флоте».

Честно говоря, характеристика и семьи, и отца несколько странные. Во-первых, если семья была «хорошей» и «дружной», то почему она была «сложной»? В чем именно состояла «сложность» саблинской семьи? Во взаимоотношениях ли между собой родителей, родителей и детей, или детей между собой? Совершенно понятно, что Саблин здесь что-то серьезно недоговаривает. Но зачем тогда ему вообще было писать, что семья была «сложной»? На первый взгляд глупо, но это только на первый взгляд. Впоследствии мы еще не раз убедимся, что Саблин ничего в своей жизни не делал спонтанно, каждый его поступок, каждое его слово были продуманы и логичны. Железная логика есть и в этой, на первый взгляд, казалось бы, странной характеристике своей семьи. А дело здесь, скорее всего, вот в чем. Наш герой был совершенно уверен, что является личностью исторического масштаба, жизненный путь которого будут изучать и современники, и потомки. Предполагая, что дотошливые историки, изучая его родословную, найдут нечто в его семейной хронике, что не соответствует понятиям о нормальное семье, он заранее подстраховался, назвав взаимоотношения в своей семье сложными. Конечно, дела семейные — это дела сугубо личные. Но не я, а именно Валерий Михайлович сам решил вынести на суд общественности взаимоотношения в своей семье. Только поэтому мы о них и говорим.

Весьма двойственное впечатление возникает и от рассказа Саблина о своем отце. С одной стороны, он характеризует его положительно, но с другой — в этой «положительности» скользит странная недосказанность. При чем какой-то телефон, стоящий у кровати и унесший у отца много здоровья? Он что, руководил флотом, лежа на кровати? Если его в вечернее время и выходные дни вызывали по телефону решать какие-то срочные вопросы, то это вполне обычные флотские дела. Если все обстояло именно так, то так и надо было писать. Но фраза с телефоном довольно странная.

Затем Саблин характеризует отца как человека, который любил и умел отдыхать с друзьями и в веселых компаниях, при этом совершенно не занимаясь своими детьми. Сыновья отца уважали в силу его служебного положения, но взаимной любви, как пишет Саблин, между ними не было. Может, именно в отношении отца к семье и состоит вся «сложность» семьи Саблиных. Впрочем, это их семейные дела.

В отличие от отца, о матери Саблин пишет так, как только может писать о матери любящий сын: «О моей маме, Саблиной Анне Васильевне, очень трудно говорить мало, т.к. она очень много сделала для нас. Она для нас — трех братьев — была всем, если можно так сказать. Она была умная, начитанная, красивая, мягкая по характеру, внимательная к людям, пользовалась всеобщим уважением. Она привила мне уважение к людям, книгам, искусству, к жизни. Я именно благодаря ей понял, как надо широко смотреть на жизнь, любить людей.